Как идея нечистого и падшего дает право на изнасилование 

Каждый из нас сталкивался с мнением, что, хотя вина за преступление и лежит на насильнике, если женщина одевается нескромно, то часть вины лежит и на ней.

Как так получается? Почему люди из, казалось бы, христианской среды могут сказать подобное? Дело здесь в соприкосновении совершенно разных взглядов на человека и общество.

Есть мораль, условно говоря, традиционная, патриархальная – это мораль объекта. Здесь существует «нечистое, нехорошее, падшее» и «чистое, честное» (от слова «честь»). Два полюса. Чистое-нечистое, небо-земля, мужчина-женщина. Объект либо годный, либо негодный, либо плохой, либо хороший, либо чистый, либо оскверненный.

И есть мораль, тоже условно говоря, западная. Человек изначально не плохой и не хороший. Человек чувствует боль и удовольствие, человек думает, человек – не вещь, человек – скорее процесс. Субъект, иными словами.

«Традиционная мораль» со стороны может смотреться очень привлекательно. Сильные мужчины, скромные женщины. Семейные ценности. Честь. «Мораль западная» может выглядеть скорее упаднически: европеец зачастую предстает взгляду как изнеженный искатель удовольствий, лишенный всякой витальности: «то ли баба, то ли мужик, не разберешь». Но так ли силен «традиционный» мужчина? И так ли изнежены правозащитницы, рискующие жизнями?

Так почему насиловать – «можно»?

Если девушка «нечистая вещь» – ей можно добавить, обесчестить ее еще больше. Если девушку накачали наркотиками – она нечиста, чистая девушка не позволит себе гулять с парнями, ее можно изнасиловать. Если к девушке пристали в клубе – «девушки, которые шарят по клубам, для того и нужны».

Изнасиловать девственницу плохо не потому, что ей больно, а потому, что ты сделаешь чистое грязным.

Чувствуются аналогии с современной тюремной культурой? Дотронься до ложки или тарелки «опущенного», и ты сам «опустишься». Не потому, что ты сам кого-то изнасиловал, а просто потому, что стал нечист. Перешел из чистого в грязные, из порядочного в «зашкварные». «Зашквар» передается через ложки, тарелки – отголоски магического мышления.

Прямо как в Евангелии: «Не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека» – только наоборот.

Слышала, что в тюрьмах выносят две Чаши для Причастия – чтобы адепты тюремной культуры не боялись «зашквариться».

Вы знали, что американские ученые времен узаконенного рабства пытались доказать, что черные – не люди, а еще один вид животных? Это и есть объективация. Он – не личность, он – лишь вещь, плохая вещь.

Видите, американцы уже понимали, что причинять боль человеку, чувствующему, ощущающему существу – нельзя, но ради своих интересов, в том числе для успокоения совести, пытались сделать человека животным, не чувствующим, чтобы было все-таки можно.

Люблю наивный советский фильм «Горская новелла». Житель чеченского села пытается изнасиловать русскую женщину, другой чеченец это видит, стреляет в первого и защищает девушку. Не стыдит, не избегает, не порочит. Успокаивает, отвозит в село. Она не «русская», не «сама виновата», не «ходит тут в джинсах» – ей сделали больно, ей нужно помочь. Всё. Вот такая история про безбожных советских мужчин и «традиционных» — то есть живущих по традициям своего племени.

Говорят еще, на Западе все так аморальны, сексом до свадьбы занимаются. Однако именно западная «аморальность» не позволяет делать зла – разрешает ли дева близкие отношения до свадьбы или нет, а бить и насиловать ее нельзя. Нужно отстаивать в судах, пристраивать в защищенное убежище, помогать с детьми – даже если они «нечистые», «нагулянные». А в «моральных обществах» делать зло можно – ну, только с плохими: с недостойно ведущими себя женщинами, иноверцами, понаехавшими иностранцами, слишком толстыми, слишком худыми. «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».

Одной из пар противоположностей, которой определяется «традиционное общество» в плохом смысле этого понятия, является пара «выше-ниже», одним из краеугольных камней — иерархия: «У нас принято вставать, когда старшие заходят». Иерархия является скрепляющим элементом такого общества.

Как подрастающий член патриархального общества в старину должен был понимать свое иерархическое место в нем? Существовал обряд инициации, который заключался в том, что путем испытания, всегда унизительного и иногда болезненного, человек включался в иерархическую логику сообщества.

Так и в современной тюремной культуре «опускают» человека, насилуя его, чтобы отвести ему самое низшее место в тюремной иерархии.

Секс в «традиционном обществе» не считается обычным актом выражения симпатии, удовлетворения влечения или зачатия детей. Он имеет прямое отношение к иерархии этого общества, к индикации места индивида в ней.

Чтобы «освободить» секс – нужно убить связку секс-иерархия. Изнасилование – больше про власть, чем про секс, это старый постулат феминизма, и теперь мы знаем, каким именно образом изнасилование, власть и общество связаны.

Итак, изнасилование связано с объектным мышлением, изнасилование связано с иерархией. Виктимблейминг – обвинение жертвы – не еще одно либеральное глупое слово, а то, что отличает носителя «традиционной культуры». А теперь самое время задуматься, имеет ли христианство отношение к такой «традиционной культуре» с ее ценностями, или Христос все-таки на стороне женщины – жертвы – униженного?