На страхе хотелось бы остановиться особо, потому что он является первопричиной остальных проблем и одновременно — серьёзнейшим препятствием в духовной жизни. Все мы знаем о том, что «в любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви» (1 Ин 4:18) — соответственно, всё, что провоцирует и поддерживает страх — не от Бога и является тяжёлым испытанием для нашей веры.

Но для многих священнослужителей страх стал привычным фоном отношений внутри церковной иерархии, и это имеет объективные причины, потому что священник в наших церковных реалиях — наиболее уязвимая фигура. Власть епископов велика, каждый священник знает много историй про то, как кого-то подвергли наказаниям, и естественно, «примеряет» эти истории на себя. А если священник многодетен, он боится лишиться священства, потому что не знает, что будет с его семьёй, как он сможет прокормить и вырастить своих детей. Одна эта мысль ужасает и заранее порождает у многих клириков чувство бессилия перед возможным произволом.

А поскольку страх перед «фигурами власти» в церкви поощряется и порой даже выдаётся за страх Божий, то «вертикаль страха» простирается дальше — и нередко монашествующие испытывают страх перед игуменами и игуменьями своих монастырей, благочестивые прихожане — страх перед «строгим батюшкой», и даже в семьях порой «власть мужа и отца» укрепляется страхом…

И это порождает обиды, не находящие выхода и перерастающие в ожесточение (причем ожесточение не только на вышестоящих, но и на паству, которая тупа, не хочет слышать слово Божие и т. д.). Нередко постоянный внутренний конфликт приводит к нервному истощению, поскольку те высокие требования, которые священник слышит и от начальствующих, и от паствы, он применяет и сам к себе: «Я принял это служение, и должен служить до смерти», — и до этой смерти он рискует довести себя годам к 40–50 через психосоматические заболевания, спровоцированные хроническим стрессом.

Но, как это ни парадоксально, страх преодолевается не «сверху», а «снизу» — бесполезно убирать «источник страха», на его место тут же встанет другой, и остановить это можно только одним способом — победить страх в себе, перестать бояться, принять на себя ответственность за свою жизнь перед Богом и перед людьми.

Когда мне звонят или пишут, что «отец N рекомендовал к Вам обратиться, Вы ему помогли справиться с его епископом, помогите и мне тоже с моим справиться», я обычно отвечаю: «Стоп! Сразу предупреждаю — каждому человеку я могу помочь справиться только с собой самим, в том числе и Вам я могу помочь только в этом. Но более чем вероятно, что это изменит Ваши отношения с епископом. Готовы? Работаем!»

И ключ к освобождению от страха есть у каждого, но чтобы до него докопаться, порой приходится продираться через множество мифов и предубеждений, порождённых искаженным пониманием церковной традиции.

Как правило, психотравмирующие переживания копятся годами, и многие священнослужители стремятся их в себе отрицать и не осознавать — хотя бы потому, что это бросает тень на Церковь и на их церковное служение. Но рано или поздно наступает момент, когда скрывать их от себя становится невозможно — как правило, под влиянием каких-либо негативных внешних событий всё накопившееся прорывается наружу, чем и объясняется зачастую преувеличенная, с точки зрения стороннего наблюдателя или архиерея, реакция «смиренного батюшки» на возникшую проблему. Что же чаще всего выступает в роли «пускового механизма», обрушивающего иллюзию психологического благополучия клириков?

Неоправдавшиеся ожидания, дисциплинарные взыскания, нежелательный перевод на новое место служения, разрушение «дела жизни» (как правило, тех или иных социальных служений, миссионерских или просветительских проектов), семейные и бытовые проблемы.

Можно понять скорбь священника, столкнувшегося с несправедливостью, оторванного от создаваемой годами общины, вынужденного передать только что построенный храм «любимчику архиерея», отстраненного от созданного им детского приюта или общины милосердия и наблюдающего, как оставшееся без его попечения дело рушится в чужих равнодушных руках…

Конечно, иногда за такими решениями стоит церковная необходимость или конфликт интересов, и нельзя сказать, что «священник всегда прав и всегда угнетаем». Но если священнослужитель, оказавшийся в любой из вышеперечисленных ситуаций, не видит конструктивной возможности её разрешить, то вероятность негативных психологических последствий очень высока.

Если бы проблемы такого рода не были повсеместно распространены, можно было бы сказать, что это какие-то не те священники, или неудачная епархия, «владыка лютует». Но то, что подобные ситуации встречаются повсеместно, по всей канонической территории, наводит на мысль, что проблемы внутрицерковных отношений связаны с характерными особенностями той системы, в которой эти отношения существуют.