Мой старший сын вернулся из армии. Весь год службы я знала только то, о чем мне рассказывал он. Я не пыталась узнать «все как есть», не лезла в душу. Раз в месяц видела глаза, читала сообщения, слышала голос в телефонной трубке, чувствовала, что далеко не все сын рассказывает, но понимала, что моя задача — ждать.

Сын вернулся 19 апреля. А утром 20-го он прошел мимо меня, выйдя из душа с голым торсом. Как сейчас вижу: широкая спина, на шее полотенце… а это что? Егор! Что у тебя со спиной? Я подошла ближе, чтобы рассмотреть. Прикоснулась пальцами… Шрам. Широкий, выпуклый, какой-то неправильной формы и синего цвета…

— Да это, мам, так… Подрался… Мне в плечо скальпель воткнули… Но все нормально, мышцы не задели. Скальпелем сильно порезать нельзя…

— Кто?!

— Мам, да какая разница? Забудь. Все хорошо. Я дома…

Я так и не узнала «кто». Но с этим «кто» мне непременно надо было разобраться.

Внутри меня все бушевало от злости, от ярости, от бессилия. Как же так? Я не уберегла, не защитила. Я ничего не сделала для того, чтобы мой сын был в безопасности… Разве для этого он пошел в армию служить?

Ненависть. Море ненависти ко всем причастным. И… к себе. Что же я за мать такая? Разве не говорили мне: «Купи военный билет сыну, не занимайся ерундой…» Нет. Я приняла решение. Ну, хорошо. Не я. Мы. Но я должна была предвидеть. Я должна была защитить. Ненавижу…

Это длилось долго. И тем хуже мне становилось, чем больше я понимала, что моя ярость не имеет «адреса». Мне так и остался неизвестен этот «кто».

Но я была хорошо знакома с собой. Именно себе я не могла простить то, что произошло с сыном (а сколького я не знаю!..)

Да.

Простить себе свою немощь, свое бессилие. Простить себе себя несостоятельного — самая сложная задача прощения.

Здесь не сработают никакие уговоры про то, что я не могла, что это его путь взросления и тому подобное. Только одно: принять себя в своей несостоятельности. А это огромный труд и задача, для решения которой нужна большая смелость (ведь сначала надо признать то, что это случилось с тобой, найти способы выразить то, что происходило — я написала бесконечное количество писем своим друзьям, признать необходимость поддержки и попросить о помощи).

Да и ведь тому, кто втыкал в плечо моего сына лезвие скальпеля, не нужно мое прощение.

Получается, что я пытаюсь простить бездну.

Это — путь в никуда.

И потому тоже остается только: простить себя, принять себя и… идти дальше, не забывая, но и не живя с этой болью.

На моем сердце теперь тоже есть шрам такой же формы, как и на плече сына. Не болит. Иногда ноет на погоду.

А есть ситуации, когда просишь прощения ты. И потому, что виноват, и потому, что без этого глубокого раскаяния невозможно двигаться дальше.