На протяжении своего краткого общественного служения Иисус говорил и действовал так, будто Божий план спасения Израиля и всего мира должен был открыться в Нем самом, в Его делах и судьбе. Представление об откровении Божьего замысла также было особенно характерным для иудеев, которые выработали сложный способ его описания. Они использовали поражающие воображение фигуры речи, заимствованные из Писания, говоря о политике и событиях общественной жизни, дабы придать им соответствующее религиозное значение.

Так, вместо того, чтобы сказать: «Вавилон падет, и конец его будет подобен вселенской катастрофе», Исаия писал: «Солнце меркнет, и луна не сияет светом своим, звезды небесные не дают от себя света». Подобная речь часто встречается в иудейских Писаниях. Его иногда называют апокалиптическим, и было бы ошибочно предположить, что каждое слово в нем следовало воспринимать буквально. Это был лишь способ еще раз подчеркнуть высказанную мысль, описывая происходящие во времени и пространстве события и придавая им религиозное и вселенское значение. Во времена Иисуса иудеи, в общем, не ожидали, что заключенная в пространственно–временные рамки Вселенная прекратит свое существование. Они надеялись, что Бог явит Себя в пространстве и времени столь же могущественно, как в самые яркие моменты истории, подобные Исходу, и потому для их описания необходим язык гибнущего и возрожденного мира.

Унаследовав эту традицию, Иисус использовал ее, в частности, следующим образом. Глубокий смысл Его слов проникал в мировоззрение слушателей, вынуждая их ощутить реальное присутствие Бога, Который, наконец, был готов исполнить все их чаяния, хотя и совершенно неожиданными, даже пугающими средствами. В своих притчах Иисус говорил о кризисе, который предстояло пережить Израилю, и особенно о переломном моменте, наступившем с Его собственным появлением.

Иисус не был «учителем» в привычном для нас смысле этого слова. Он поступал определенным образом, а затем комментировал свои действия, разъяснял их, одновременно предлагая людям самим разобраться в их значении. Его поступки имели как практическую, так и символическую стороны. Это относится, в частности, к чудесным исцелениям, в исторической реальности которых сегодня могут усомниться лишь закоренелые скептики. Слова и действия Иисуса быстро убеждали людей в том, что перед ними пророк. И хотя Он сам, очевидно, почитал Себя больше, чем пророком, в начале Своего служения Он принял на себя эту роль, следуя по стопам Иоанна Крестителя. Он желал, чтобы в Нем видели провозвестника Царства Божьего, и именно так Его и восприняли люди.

Но, подобно древним израильским пророкам, Иисус одновременно ставил под сомнение все прочие образы Царства и видения о нем. Если Его собственный путь приближения Царства Божьего был единственно истинным, то все остальные — Ирод, кумранские мыслители, зелоты — заблуждались. Фарисеи же, которые во времена Иисуса уже склонялись к позиции зелотов, не могли не увидеть в Нем опасного приспособленца.

В самом начале своего служения Иисус объявил об установлении нового царства. Отправной точкой для этого стало Иоанново крещение, которое, вероятнее всего, было истолковано как образная инсценировка Исхода, предвещавшая приближающийся конец изгнания и новый Исход. Однако вскоре Иисус стал более известен как целитель. Именно чудесные исцеления завоевали для Него внимание публики. Он был не учителем, попутно излечивающим болезни, а провозвестником Царства. Прежде всего, Он демонстрировал людям характер нового Царства и только затем предлагал комментарии по этому поводу.

Николас Томас Райт «Иисус. Надежда постмодернистского мира»