УНЫЛЫЙ ПЕРФЕКЦИОНИЗМ

Некоторые люди всерьез убеждены, что оказавшись на небесах или в любом другом месте, куда им суждено попасть после смерти, они будут вести ту же самую жизнь, что ведут здесь и сейчас. То есть, если сейчас они грешат, то и после смерти точно также грешить продолжат. А так как Богу на небесах грешники не нужны, потому что они там все загадят уже через несколько небесных дней (естественно, буквальных, по 24 часа в сутки), то брать грешников на небо Ему нет никакого резона.

Боясь, что их не пропустят через небесную проходную, такие люди все свои душевные силы посвящают борьбе с собственной греховностью. Корнем таких настроений является не что иное, как юношеский порок, особенно осуждавшийся в викторианскую эпоху. А так как страдавшие этим пороком несчастные всю свою жизнь вели с ним бесплодную борьбу, то свой опыт они переносят и на другие области человеческого бытия, стараясь создать свою особую унылую сотериологию.

Но действительно ли Бог возьмет на небо только одних моральных чистюль, победивших в себе все грехи? Судя по всему, первым человеком, который обрел спасение, точно отдавая себе отчет в том, что спасается он по вере в распятого Христа, был разбойник, распятый вмести с Ним на Голгофе. Кем был этот разбойник, сказать сложно. Возможно, это был один из повстанцев, боровшихся против римской оккупационной власти. Этой версии можно найти множество подтверждений, однако, я сам склонен считать, что он был обычным уголовником. Споря с другим разбойником, он признавал, что совершал преступления, чего сложно ожидать от повстанца, стремившегося подражать мученикам-Маккавеям.

Вряд ли этот разбойник, которому Иисус пообещал спасение, успел к моменту своей смерти стать моральным чистюлей, достигнув той нормы личной святости, к которой стремятся наши унылые перфекционисты. Вряд ли Иисус решил по собственному произволу сделать исключение для того, кто оказался рядом с ним в момент казни. Здесь важно другое – разбойник увидел, как Иисус относился к тем, кто его распял, увидел, что даже на кресте Он не перестал любить этих людей. И тогда разбойник понял, как велик истинный Бог, столь отличавшийся от человеческих представлений о божественности. Понял, и захотел быть с Ним.

Но если Бог в понимании человека является неким викторианским джентльменом, который запретил своим лакеям допускать к нему презренную чернь, то для такого верующего есть только один способ попасть в круги, где этот джентльмен общается – стать таким же чопорным и безупречным с точки зрения викторианской морали джентльменом. А это неправильно.

Но как быть с тем, что в стерильных небесных обителях окажутся разбойники, мытари и блудницы, в которых не будет ничего хорошего, кроме восторга перед распятым на кресте Спасителем и желания быть с Ним вечно? Ведь разбойник привык решать свои проблемы дубиной, мытарь страдает болезненной склонностью с деньгам, а блудница тоже плохо вела себя при жизни? А им просто не нужны будут их прежние грехи, они будут вспоминать про них, как про страшный сон.

Если кто-то в голодные годы вынужден был есть корешки, то станет ли он их снова есть во время изобилия? Станет ли кто-то предаваться тому самому юношескому пороку, ставшему проклятием наших перфекционистов, будучи счастлив в семейной жизни? На небесах не будет повода для греха, а если кто-то боится, что на небе всю его грядущую праведную жизнь испортит греховная природа, влекущая его делать всякие гадости, то Библия нам прямо обещает – природа у нас будет другая.

Почему же наши перфекционисты так боятся собственной греховности? Потому что они любят грех. Перфекционист похож на девушку, которая хочет порвать отношения с плохим парнем, но не может этого сделать, так как не представляет своей жизни без него, любимого. Поэтому наших перфекционистов нужно просто пожалеть.

Комлев Алексей