Михаил Петрович, вас многие сегодня упрекают в либерализме. При вас и при Михаиле Кулакове Заокская семинария была таким «рассадником свободомыслия», что многие сравнивали ее с Пушкинским лицеем. Считаете ли вы, что ваш путь был более правильным?

Моя задача – сказать и сделать так, чтобы не навредить, не оттолкнуть, не помешать человеку понять меня правильно. Апостол Павел для меня всегда был пример высочайший.
Он говорил: Для эллинов я был эллин, для иудеев я как иудей. Для не имеющих закона как не имеющий закон. И все это с одной только целью – вести людей ко Христу. Я всегда опасаюсь, что мои слова кто-то неверно истолкует. Это меня удерживает от опрометчивых высказываний. Я привык взвешивать каждое свое слово, зная, что от этого может зависеть не столько отношение ко мне, сколько отношение к той истине, о которой я говорю.

Если говорить о либерализме и консерватизме, то я понимаю, что в христианстве этого не должно быть по сути. Не должно быть в христианстве крайностей. Не должно быть правого и левого экстремизма, они опасны, они не конструктивны. Конструктивно можно что-либо сделать только в середине дороги, а не на обочинах. Нам здесь в России пришлось наблюдать такое явление, как экстремизм правого толка, когда учение Христа понималось узко и фанатично.

Например, нетерпимость к верующим других конфессий. Это, на мой взгляд, глубоко ошибочно, этого не должно быть. Если бы мы понимали, как Бог любит всех людей, если бы смиренно сознавали, что мы не лучше других, что мы тоже ошибающиеся люди, тогда отношение к людям другой веры у нас было бы иным. Не такое, как у тех святош, которые с презрением смотрят на язычников. Как это было с израильским народом – я свят и не подходи ко мне. Это была такая формула, которую осуждали пророки в древности: те, кто не соблюдают заповеди, не так близки к Богу, как мы. И поэтому мы не можем с ними общаться и сотрудничать. Если у кого-то сегодня есть такие суждения, они глубоко ошибочны. Здесь, правда, есть опасность, что будет размываться то важное и принципиальное, что составляет фундамент церкви…

Я пытался внести в адвентистскую среду понимание, что мы не лучше других, мы не единственные спасаемые у Бога люди. У Бога очень много людей, которых он называет своими и которые рассеяны повсюду. В борьбе с крайностями и формализмом мне пришлось себя проявить как человеку, отрицательно относящемуся к формализму и законничеству.

Это дало основание некоторым считать, что я такой большой либерал. Это естественно в таком противостоянии разных взглядов и идей. Я молюсь Богу, чтобы не впасть ни в ту, ни в другую крайность.