НАСИЛИЕ ЗАЧАСТУЮ ЧИНИТСЯ БУДТО БЫ ВО ИМЯ НЕНАСИЛИЯ

О насилии мне известно из собственного физического опыта, потому что родился я незадолго до Первой мировой войны, и мои самые ранние впечатления, пока я был совсем маленьким, складывались из носившихся вокруг слухов о войне. Потом была русская революция, потом годы эмиграции, когда жизнь в самом деле была очень трудной в некоторых ее проявлениях. Я помню себя восьмилетним мальчиком в дешевой школе-интернате, где сверстники могли избить так, что попадешь в больницу. И после мне довелось кое-что узнать о насилии, живя в Париже во время войны и наблюдая происходившее вокруг. Таково мое прошлое, и я о нем упомянул только для того, чтобы показать: я буду говорить, основываясь не на каком-то особенно большом опыте страдания (хотя ребенком чувствовал себя очень несчастным из-за грубости, которая царила вокруг), а на том, что пришлось немало его повидать.

Насилие — это действие или ситуация, в которой намеренно (а порой и непреднамеренно) применяется сила в попытке посягнуть на независимость человека, в попытке разрушить цельность человека, принудить его стать не тем, кто он есть, или заставить поступать вопреки велениям совести, вопреки убеждениям, вопреки своей природе.

У насилия есть ещё одна сторона, о которой я хочу сказать нечто, не относящееся к тому, о чем только что говорил. Мы всегда думаем о насилии в категориях войны, вооруженных конфликтов, чрезвычайных событий и не отдаем себе отчет в том, сколько насилия, сколько агрессии в повседневной жизни. Поэтому прежде чем рассуждать об ужасах грандиозных конфликтов, таких как война, заказные убийства, терроризм, необходимо осознать, насколько вездесуще насилие в обыденной жизни.

Я уже говорил об агрессивности любви, о сладком, удушающем, убийственном насилии во имя любви, когда человека можно сломать, прикрываясь словами: «Я люблю тебя и лучше знаю, что тебе на пользу. Я знаю, как сделать тебя счастливым, ты еще слишком неопытен, молод, чтобы решать самому. Мне виднее, потому что я мудрее. Я научу тебя быть счастливым». Посмотрите на семьи — свою собственную и своих товарищей, — и вы увидите, как часто такое встречается. Это и есть насилие, то есть посягательство на цельность человека, ситуация, когда взгляды внушаются, когда более опытный, развитый, красноречивый, искусный человек стремится навязать другому свои представления о мире, свою точку зрения и суждения или принудить его действовать или бездействовать тем или иным образом.

Насилие присутствует в разнообразных способах эмоционального шантажа. Задумывались ли вы когда-нибудь, какой ужас для ребенка услышать: «Будешь плохо себя вести — не буду тебя любить»? Это означает, что любовь не бесплатна. На нее нельзя положиться, она — не прочное основание, на которое можно опереться, она условна, ее можно купить, и купить уродливой ценой хорошего поведения. Причем, что хорошо — решают родители, учитель или начальник, а цена страшна и в то же время мелка, потому что означает просто покорность и раболепство.

Другой пример эмоционального шантажа — голодная забастовка. Она нацелена не на что иное, как на эмоции. Существует целый арсенал методов эмоционального шантажа, с помощью которых люди в семьях играют на нервах и воздействуют на психику.

Я знаю одного священника в советской России, который в определенный момент своей жизни повел себя недостойно. Его вызвали в КГБ и сказали: «Ты выступишь против Церкви, сделаешь публичное заявление, что больше не веришь в Бога, что проповедовал ложь, что правда на нашей стороне, а не то мы тебя ославим». В следующее воскресенье он вышел к народу во время службы и сказал: «Меня вызывали в КГБ и поставили перед выбором. Я хочу все сам рассказать: вот как я когда-то поступил. Можете меня или принять, или отвергнуть». И весь приход его единодушно принял. Так что выход есть — в честности и цельности.

Насилие зачастую чинится будто бы во имя ненасилия: христианский или иной фанатизм. Я упомянул христианский фанатизм потому, что это — наш грех, и нам следует заняться бревном в собственном глазу. Взять, к примеру, нашу всегдашнюю готовность кого-то осуждать; кого — найдется, у нас у всех есть излюбленная жертва. Кто-то из нас, быть может, готов примириться с тем или иным направлением христианства или гуманизма, или религии, или атеизма, но на что все вместе мы готовы — это на агрессию и на осуждение.