— Зачем же рожать детей, — спрашивает добрая женщина, — если Вы не хотите, чтобы они заботились о Вас в старости?

Во-первых, мне кажется, что дети рождаются от любви. А во-вторых, для любви. Хочется детей, вот и рожаем. Кто, интересно, в этот ужасно приятный момент, когда зачинаются дети, думает:

— Вот. Вот. Вот, сейчас мы сделаем того, кто будет мне памперсы в старости менять. Да! Да! Мы сделали. Дорогая! Теперь нам будет кому в старости мозги выносить.

Слушайте, мне 54, и я уже тут всем вокруг потихоньку мозг выношу. Ну, не очень пока сильно, но вполне ощутимо. Это ужасно приятное занятие. Выносить мозги детям в старости не менее приятно, чем когда-то было их зачинать в молодости. Это необыкновенное, захватывающее тебя целиком удовольствие.

Во-первых, я взрослый и опытный и лучше их все знаю.

Во-вторых, они еще только недавно титьку сосали, и ничего еще не знают, пускай им даже к двадцати или за двадцать, все равно недавно, салабоны, жизни не знают, пороху не нюхали, да что они вообще понимают.

В-третьих, у меня тут поскрипывает, а там покалывает. Но я им про это не скажу, но они же могли бы догадаться, чай, отец ведь не мальчик. Ну, спросить, как ты папа себя чувствуешь. Ну, услышав, что все нормально, догадаться, что все не может быть нормально. Ну, как-то по-человечески отнестись к не очень молодому уже человеку, не чужому для них, между прочим. Но не приставать, конечно, все время со своими дурацкими вопросами, папа, как ты себя чувствуешь. Но как-то проявлять участие. Поинтересоваться хоть иногда, как я себя действительно чувствую. Нету, нету в них вот этой настоящей заботы и внимания. Разве так мы относились к ним, когда они были сами детьми? «Да я ж ночей не спала!»

В-четвертых, мне ведь скоро помирать. Ну, может, не очень скоро, но все скорее и скорее с каждым годом. Жить остается все меньше, это надо понимать. А им все равно. Сочувствие что ли какое-то, ну не знаю. Минутку-другую лишнего времени потратить на отца. Ну не очень много, а то достанут своим вниманием.

В-пятых. Вернемся назад. Вот, например, шапка. Шапку они не надевают. Одному 26, другому скоро 19. Они ходят без шапки. Ну, я, допустим, тоже хожу без шапки. Но что он понимает про это в свои 26? А в 19? Я-то понимаю, когда можно без шапки. А они? Главное, говоришь ему, надень шапку. Смеется. Понятно, что и я в 19 и в 26 тоже ходил без шапки, и мама тоже мне выносила мозг. Но ведь надо же различать! Ну, как вот он, опять пошел без шапки. Как?!

Дети — это чумовая вещь. Сначала это чистый кайф и хлопоты. А потом оказывается, что ты его родил, чтобы было кому мусор выносить по вечерам и мыть за собой чашку. Да не за мной, за собой пускай хотя бы помоет, вырастили дармоеда на свою голову, чашку за собой не может помыть. А что отец? Да за отцом ему и в голову не придет помыть. Нет. Не надо мыть мою чашку. Да как-ты ее помоешь?! Ты ведь и чашку-то толком помыть не можешь. Так. А с другой стороны? А намылить? А сполоснуть? И это ты называешь «помыл»? Дай сюда. Дай сюда, я сказал. Вот, что и следовало доказать. Он разбил чашку. Мою любимую чашку. А ведь ее покупал еще мой дедушка. Лучше все сделать самому, чем тебя просить. Все. Все, иди с Богом. Господи, откуда такие дети? За что? За что?

Дети… Дети… Кажется, главный их смысл, чтобы они были. Просто были. Это же так здорово, прекрасно, ужасно, невыносимо, когда они просто есть.

Детки мои любимые, просто будьте.

Илья Забежинский