КРЕСТ ПРИДУМАЛ БОГ?

Дети обладают удивительной способностью задавать вопросы, что называется, «не в бровь, а в глаз», потому что их взгляд на мир еще не замутнен предрассудками. Они спрашивают, чтобы узнать, а не чтобы показать, какие они умные!

Пока наш сын с невесткой были в Уганде и оформляли удочерение своей дочки Мэйзи, их дети (наши внуки) жили у нас. Старшей из троих в то время было пять лет, и однажды, когда мы ехали в машине, она спросила:

– Деда, а у Мэйзи кожа побелеет, когда она немного поживет с нами?
– Нет.
– Как это нет? – воскликнула она. – Она что, всегда будет коричневая?
– Угу, – ответил я.

На заднем сиденье повисла тишина: внучка обрабатывала новую информацию.
– Хорошо! – наконец ответила она. – У нас в семье как раз не хватает коричневых малышей.

Проще простого, понимаете? Мэйзи пришла в нашу семью, чтобы дополнить ее и сделать еще прекраснее. Но разговор начался с каверзного вопроса, который сам по себе способен бросить вызов укоренившимся предрассудкам и пролить свет на возможные открытия, которые мы иначе бы не сделали.

А вот еще один каверзный вопрос: крест – чья это была идея?

Мы подошли к событию, которому нет равных в истории человечества по значению и масштабу последствий (на мой взгляд): жизни, смерти, воскрешении и вознесении Иисуса. Без этой последовательности событий вера в Иисуса была бы не более чем принятием желаемого за действительное. Мне бы хотелось поговорить о распятии – пыточном инструменте, ставшем причиной смерти человека, заявлявшего, что он Бог.

Скажу прямо: в распятии нет ничего хорошего. Оно было придумано как машина пыток, причиняющая людям сильнейшее унижение и боль. Цель этой машины – как можно дольше поддерживать в человеке жизнь, причиняя как можно больше боли, до тех пор, пока дыхание (дух) не покинет его. Распятому ломали ноги, чтобы ускорить этот процесс: ведь палачи спешили домой, где их ждали семьи и горячий ужин.

Так чьей идеей был крест?

Если его придумал Бог, значит, мы поклоняемся вселенскому садисту, который Божественной мудростью своей создал инструмент для самых изощренных и болезненных пыток. По правде говоря, именно такого жестокого и чудовищного бога отказываются признать атеисты; в него они отказываются поверить. И правильно – уж лучше никакого бога, чем такой.

Но есть и другая вероятность – что крест придумали мы, люди. Этот зверский инструмент – типичное свидетельство нашей слепой приверженности тьме. Это худшее надругательство людей над всем хорошим, над благим намерением Бога создавать, вершиной которого является человек. Это кулак, поднятый на Бога.

И как же Бог отреагировал на эту вопиющую порочность?

Он смирился с ней. Он добровольно взошел на эту машину пыток и встретился с людьми в самом глубоком и самом темном уголке дьявольской темницы лжи, в которую они заключили себя сами. Лишь покорившись кресту раз и навсегда, Бог разрушил его силу. Иисус – лучшее, что дал нам Бог, в противовес худшему, что создали мы, – кресту.

Когда Бог смирился? Если верить Писанию, не в тот момент, когда Иисус явился на Землю в облике человеческом, а задолго до сотворения мира (Откровение Иоанна Богослова, 13:8). Решив сотворить мир, Бог знал, какую цену Ему придется заплатить. Он знал, что Его собственные дети, венец творения, однажды попытаются уничтожить саму Жизнь.
Как же нам, людям религиозным, воспринимать эту жертву? Объявлять, что Бог убил Иисуса, так как это было необходимо, чтобы утолить его кровавую жажду справедливости? Вот что говорит Исаия в Книге пророка Исаии (глава 53): «Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились».

В «Хижине» я допустил одну серьезную ошибку. Большинство не заметило этой маленькой детали, но спустя годы я все больше убеждаюсь, что ошибся. И если бы сценаристы добавили эту сцену в фильм, я попросил бы ее изменить.

Главный герой Маккензи возвращается в хижину – ветхий дом в глуши. Именно здесь, возможно, погибла его дочь; это место связано для него с великой скорбью. Он приходит в хижину, рассчитывая встретиться с маньяком или с Богом, в которого верит как христианин – Богом, который представляется ему далеким и недоступным, который не уберег ту, кого он любил. Но стереотипный Бог не появляется, и Мак злобно крушит хижину, пока силы у него не иссякают. Он в ярости кричит на Бога и заявляет, что «с него хватит».

Но когда он уходит, происходит превращение – не с ним, а с его способностью видеть. Хижина, где произошла трагедия, вдруг меняется и становится похожей на обитаемое жилище; он слышит изнутри смех и в замешательстве возвращается на место, причинившее ему столько горя. Он снова поднимает кулак – на этот раз чтобы постучать в дверь. Дверь распахивается, и Мак оказывается лицом к лицу с тремя незнакомыми людьми.

А потом он входит в хижину и смотрит на пол, где было пятно крови его дочери. И видит, что пятно исчезло.

Вот где я ошибся!

Пятно должно было остаться. Даже когда нам удается преодолеть великую скорбь, потерю и предательство – свидетельства того, что мы совершили и что совершили с нами, не исчезают. Они становятся частью нашего нового «я». И хотя злу не может быть оправдания, искупление существует, как и освобождение от последствий зла – а это и есть истинная справедливость.

В этом сила Иисуса. Бог покорился машине пыток, созданной людьми, превратил ее в символ и памятник благодати, такой драгоценный, что мы носим его в кольцах и на груди. Тем самым мы говорим: какое бы зло я ни совершил, каким бы ущербным ни был, Бог никогда не покинет меня. Ничто не может быть мертво настолько, чтобы Бог не смог взрастить в нем новую жизнь. Крест, когда то бывший нашей самой дерзкой попыткой уничтожить жизнь, стал драгоценным символом Бога – нашей общей надежды.

Уильям Пол Янг «Хижина. Ответы»