ХРИСТИАНСТВО ПОХОЖЕ НА ЛЕС
ХРИСТИАНСТВО ПОХОЖЕ НА ЛЕС
Постепенно, а во время войны — с неожиданной ясностью, я понял нечто, имеющее для меня огромное значение. (Во Вторую мировую я был младшим сержантом во французской армии, затем в Сопротивлении и снова во французской армии.)
Я понял, что людей нельзя классифицировать по Символам веры, политическим или даже религиозным убеждениям. Те, с кем у меня, казалось, не было ничего общего в политических или религиозных воззрениях, оказались ближе мне, чем другие, о которых я думал, что у нас много общего.
Я помню солдат и офицеров, которые, будучи атеистами, рисковали жизнью ради спасения чужой жизни. Помню одного офицера-католика: он шесть раз вылезал из окопа за ранеными и сам был тяжело ранен. Он выжил, и я, глядя на него, думал: “Какое имеет значение, что он католик, а я православный? Он — ученик Христа, он отдавал жизнь за других”. А вот близкие мне по убеждениям люди не всегда оказывались самыми отважными и щедрыми…
Я много думал над этим и пришёл к выводу: у человека есть поверхностный слой, состоящий из убеждений, доктрин, предрассудков, — и более глубокий уровень, где он встретился с Богом и научился от Него, что значит любить ближнего, любить Бога, что значит быть Его учеником, посланным в мир.
В книге под названием “Видение и действие” один русский автор описывает, как люди или группы людей заново открывают друг друга. Два близких друга имеют о чём-то противоположные мнения, они непримиримо спорят и в конце концов ссорятся. Ссора настолько серьёзна, что друзья отворачиваются друг друга. (Так начинаются споры и ссоры отдельных людей, но и Церквей тоже.)
Можно представить такую картину: они стоят спина к спине, они чувствуют лопатки друг друга, и тем не менее глаза их смотрят в противоположных направлениях. Они близки физически, и в то же время бесконечно далеки друг от друга. Затем каждый идёт своей дорогой, идёт в одиночестве, и мысли о бывшем друге полны горечи…
Но потом припоминается и другое — не только ссора, не только то, что их разделило, но и то, что было у них общего, как они любили друг друга, насколько были близки. И один, и другой спрашивают себя: “Что же с ним случилось? Он был моим другом”.
И тот и другой поворачиваются назад, и каждый видит на горизонте чёрный силуэт, бесформенный и безликий. “Может, подойти, посмотреть, как он выглядит сейчас?..” Они оба начинают сходиться, ближе, ближе, и вот уже могут разглядеть фигуру, и лицо, и выражение лица, и улыбку, и радость встречи.
Они могут теперь общаться друг с другом не в гневе, но в радости, они разделяют свою человечность в едином Господе и способны делиться друг с другом не “точками зрения”, но опытом, тем, что познали в своих сердцах. Этот образ мне запомнился.
Другой поразивший меня образ — христианство подобно лесу. Все деревья растут в одной и той же плодородной земле, получают из неё силу и саму жизнь. Их разделяет некоторое расстояние, они растут вверх и не могут встретиться. Они могли бы встретиться, если бы “вернулись” обратно, но они хотят расти.
И по мере того как они вырастают — сильными и независимыми, — разделение уменьшается, и приходит момент, когда их ветви сливаются в один полог. И разделённые деревья снова едины и могут поделиться тем, что было у них вначале, — но это уже новая зрелость, новые красота и взаимопонимание, когда ветви сплетаются вместе. Но для этого они должны стремиться в небеса, к солнцу, к свежему воздуху…
Это очень похоже на то, что происходит с христианством.
Антоний Сурожский
+ Комментариев пока нет
Добавьте свой