Как и многие католики, я до Второго Ватиканского собора воспитывался на традиционном образе Христа символа веры, эллинских соборов и византийских мозаик: Иисус Христос, восседающий на троне Сын Божий, добрый Спаситель, а еще раньше, в юности, Христос Царь.

На уроках катехизиса мы заучивали догматические формулы, не понимая их: Иисус Христос — это «второе лицо Святой Троицы», «божественная Личность двойной природы», человеческой и божественной. Потом в Риме я слушал целый семестр цикл лекций о христологии, включая все ереси, против которых выступали соборы, с их ответами на все тогда стоявшие трудные вопросы. Я без труда сдавал все не очень простые экзамены на латыни.

Ну а как обстояло дело с моей духовностью? Она была чем-то совсем иным и оставалась неудовлетворенной. Долгое время меня больше всего интересовало одухотворенное богословие апостола Павла, а Евангелия казались чем-то слишком знакомым и скорее скучным.

Фигура Христа по–настоящему заинтересовала меня только после учебы, когда, познакомившись с результатами современных исследований по библеистике, я увидел Его как реальную историческую фигуру. Все последующее основательное изучение католической и протестантской литературы по экзегетике при подготовке моих лекций, семинаров и публикаций имело источником сильнейшее желание больше узнать об этом «неизвестном Иисусе».

Ведь суть христианства не в абстрактно–догматическом, не в обобщенном учении, а в историческом образе Иисуса из Назарета. При работе над книгой «Церковь» (1967) меня осенило, что я постоянно говорю о церкви Иисуса Христа, но не знаю точного ответа, чего собственно хотел этот Иисус, о чем говорил, что делал. Я стал искать ответы на эти вопросы еще основательнее после того, как попытался ответить на элементарный вопрос: «В чем заключается христианское послание?»

С тех пор я знаю, о чем говорю, когда утверждаю: христианская модель жизни — это Иисус из Назарета, Мессия, Христос, Помазанник и Посланник Бога. Кто является христианином? Не тот, кто только повторяет «Господи, господи» и поклоняется «букве», неважно, библейско–протестанского, авторитарного римско–католического или традиционалистского восточно–православного образца. Христианин — это тот, кто на своем жизненном пути старается на практике ориентироваться на Иисуса Христа. Большего не требуется.

И мою жизнь, как и жизнь многих, менее драматическую, с ее взлетами и падениями, с ее верностью церкви и критикой церкви можно понять только с этой точки зрения. Как раз моя критика церкви идет от ранящего меня сознания глубокого несоответствия между тем, кем был исторический Иисус, что Он проповедовал, как жил, боролся, страдал, и тем, что представляет сегодня общественный институт церкви с ее иерархией. Это несоответствие иногда становится невыносимым.

Иисус на мессе в Соборе Святого Петра? Или на молитве с президентом Джорджем Бушем и папой в Белом доме? Невозможно себе представить. Наверное, Его встретили бы словами Великого Инквизитора Достоевского: «Зачем же Ты пришел нам мешать?»
Поэтому самым неотложным делом, которое могло бы раскрепостить нашу христианскую духовность, было бы переориентировать как христианское богословие, так и практику, с традиционных догматических формулировок и церковной регламентации на неповторимый образ, который и дал само имя христианству.

Только мерилом в этой ориентации должен быть не придуманный, а настоящий, исторический Христос. Таковым мы можем увидеть Его в Новом Завете, несмотря на некоторые легенды и неисторические напластования.

Ханс Кюнг «Во что я верю»