Сколько раз я это видел: верующая мать или свекровь и неверующая дочь или невестка. Тут сыновья и зятья не учитываются, потому что речь идет о верующей бабушке и ее внуках, когда их родители неверующие. Детьми у нас больше женщины заняты и больше именно они за них конфликтуют.

— Ах, Батюшка, не разрешают внучку крестить.
— Ах, батюшка, не разрешают внука причащать.
— Батюшка, не дают на службу с собой внука брать.

— Пыталась постное внучке приготовить, нашумели, наорали.
Я сам, знаете. наблюдал, как верующая бабушка бегала по квартире за неверующей дочкой, которая таскала на руках двухлетнюю дочку/внучку, уворачиваясь от капель святой воды, которой бабушка пыталась их окропить. В итоге, заперлась с ребенком в туалете, но окропить победоносно не дала. Бабушка рыдала и приговаривала:
— Это бесы… Это все бесы…

Ой, сколько таких историй.

Я конечно же пишу это не для нецерковных или не для отошедших от Церкви наших взрослых детей. А для нас, бабушек и дедушек. И я не дам никаких рецептов. Попробую, как обычно, порассуждать.
Мне кажется, это мой личный опыт нескольких десятилетий проживания в абсолютно нецерковном окружении, когда во всей твоей многочисленной семье только ты один — в Церкви.

Мне кажется, из моего и только моего опыта. Чем мы менее декларативны в своей церковности в смысле обрядов, постов, молитв, правил, церковных служб, тем мы более христиански выглядим. Каждый раз, когда мы горячо заявляем:
— Нет, я это есть не буду.
— Нет, я на ваш День рождения не приду, у меня всенощное.
— Нет, я на дачу не поеду, у меня воскресная литургия.
— Я в отпуск с внуком поеду, только если там будет православный храм.
— Эту машину/квартиру/дачу надо обязательно освятить!
— А почему вы перед едой не молитесь.
— Я требую Ванечку обязательно окрестить!
— Выпей Святой воды хотя бы глоточек. Нет? Ну дай я хотя бы покроплю тебя/еду и пр.
— Я не позволю так внучку назвать, это неправославное имя.
— Нет, я не могу вас отпустить в путешествие и не останусь с внуком, я сама еду в паломничество.

Каждый раз от этих заявлений мы немного плохо выглядим. Ну, мне так кажется.

Это внешняя, конечно, сторона. Но в отношениях, особенно в семейных, именно она бывает важнейшей. И потом что значит «внешняя». Дух творит себе формы. Чаще всего, как мы выглядим, такие мы и есть.
Вот я для себя давно уже решил. Я буду тихим православным. Надо поесть непостное в пост, я поем. Надо пропустить службу, если у семьи другие планы, я пропущу. Не хотят они никто ходить на службу, ну я им слова не скажу, а сам по-тихому, благо, я могу в любой день недели, я пойду так, чтобы никому не мешать, чтобы всем было удобно. Потому что в этом моем громогласном «Я православный!», а я так много лет жил поначалу, столько знаете чего, «Посмотрите на меня. Я православный!».Вот это фарисейское «Несмь яко прочие человецы», оно из меня просто перло, лезло, его было не спрятать.

— Я это не ем
— Я завтра занят, я на службе.
— Этого мне нельзя.
— А вот это я не буду.
В этом всегда был не немой даже, а очень такой яркий, громогласный, кричащий укор всем остальным:
— Вы не такие как я.
Ну, может, у вас всех не так, может, вы с этим справляетесь. У меня вот так. Я не справляюсь.

Знаете, я банальности буду говорить. Тем более, сам я так не живу. Но. По делам судят нас окружающие. По делам, а не по постам, обрядам, количеству богослужений и пр. Мало того. И Бог судит по делам. Помните притчу о Страшном суде? Ни слова про посты и богослужения. А все больше про то, был ли ты человеком и каким ты был человеком.
Да и прямо Господь говорит нам:
— Не потому узнают о Вас, что вы мои ученики, как вы постились, молились или ходили на богослужения или нравоучали своих близких. А потому, если будете иметь любовь между собою.

Вот оно что. Светимся ли мы любовью, причем любовью не какой-то скрытой, одним нам ведомой, губоко запрятанной, а любовью ОЧЕВИДНОЙ. Понимаете, чтобы окружающие понимали про наше к ним отношение — это Любовь.

А про любовь у Апостола, помните? Она долготерпит, она милосердствует, она не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине. Все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает…
Еще раз, вот мое декларативное православие, оно всегда было и бывает ужасно далеко от любви, как ее видит апостол. Ужасно далеко. Поэтому я решил для себя, ну тоже не декларативно, а так, опытно: я буду тихий христианин.. Чем тише, тем лучше. И для меня и для всех.
Теперь про дедов и внуков.

Я еще не дед. Но глядя на других дедов/бабушек, я для себя решил. Эти внуки — не мои. То есть они мои, как внуки, но мне они не принадлежат.
Я когда-то и про детей-то своих понял, что они не мои. Митьке, когда исполнилось семь лет, я его привел на первую исповедь. Он подошел к священнику, и я рядышком стою, жду, не отхожу. А священник мне и говорит:
— Ну, ты иди, погуляй.
А я не понимаю. Это же мой сын. Чего мне отходить?
— Иди-иди, мы тут сами.

Ах, ты, елки-палки. думаю, совершенно пришибленный этой новой для меня мыслью. Я ж то думаю, что это мой сын. Что он мой, а чей же еще. А он — Божий. У него своя с Богом жизнь, напрямую, без меня. Он чадо Божие. Мне его дали порадоваться, дали попользоваться, потискать, в попу поцеловать, а так-то у него своя совершенно жизнь и свои непосредственные отношения с Богом. Это было колоссальное открытие для меня.

Нет, я конечно же занудливый и приставучий папаша. Часто тоталитарный: со старшим был более тоталитарный, с Ванькой — уже менее. Но оба нарассказывают вам сто бочек арестантов о моем тоталитаризме. Но это вот понимание, что они не мои, а Божии, особенно в свободе, которую я им старался давать в вопросах церковных, оно всегда было со мной.

Вот а с внуками, мне кажется, все еще дальше. Это их, моих детей дети. То есть и не их тоже. Им тоже дали попользоваться, потискать, в попу поцеловать. А так-то и они — Божьи. Но менее всего — мои. И я этот вопрос готов отпустить совсем.

Ну, разрешат покрестить, покрестим. Не разрешат, ну что делать. Вырастут — сами решат. Вон и ортодоксальнейший наш ортодокс профессор Осипов — за крещение в сознательном возрасте. И Ваня мне говорит, при всем своем христианстве:
— Жалко, что вы мне не дали вырасти и самому сознательно выбрать, кто я.
Нет-нет, я спрошу, конечно, хотите крестить ребенка? И покрестим в младенчестве. Но это пускай будет, как они сами решат. Им Господь дал ребеночка, пускай они сами решают.

И с причастием. Ну, мне хочется причащаться каждую неделю. Великим постом — чаще. Я причащаюсь, свободно, по своему свободному желанию. Ну, будут разрешать, буду водить причащать. Не будут, ну куда деваться?

Тут, главное, мозги им не пачкать этими вопросами. Спросил, предложил, и довлеет им.

Как там на самом деле пойдет на практике, я не знаю. Но как-то так мне хотелось бы удержаться. Чтобы был мир. Знаете, я эту формулу для себя вывел. Очень простую. Лишь бы был мир.

Кажется. у аввы Дорофея я когда-то обнаружил вот такую арифметику.
В каждом деле есть 1/7 и 6/7 этого дела. 1/7 — это собственно само это дело. А 6/7 — это удастся ли тебе при совершении этого дела сохранить мирный дух. То есть, если тебе, говорит Авва Дорофей, даже не удастся совершить самого дела, но мирный дух ты сохранишь, то уже 6/7 от самого этого дела ты совершишь.

Великолепная арифметика. Особенно как-то бы в семейной жизни научиться мне ее применять.

Илья Забежинский

https://vk.com/ilya_aronovitch?w=wall7061718_61779%2Fall