НЕВОЗМОЖНОСТЬ ПРОПОВЕДИ

Если христианин _обязан_ оскорбляться любыми неортодоксальными мнениями или предположениями о Христе, _обязан_ любые критические замечания в адрес Христа считать хулой и реагировать на них бурно, «заграждать уста хулителям или вставать и уходить» — это значит, что он не может проповедовать Христа ни неверующим, ни сомневающимся, ни иноверцам.
Точнее, может проповедовать исключительно в жанре монолога. Предварительно связав слушателей и заткнув им рты.

Потому что у всех этих людей по определению будут свои мнения, суждения и много вопросов — и среди них наверняка будут и совсем неортодоксальные, и даже (с нашей точки зрения) кощунственные. Ну, просто потому, что эти люди пока не христиане.
(Даже и с другими верующими говорить о Боге опасно: они ведь могут оказаться не столь традиционны и ортодоксальны, как ты, и тоже иметь какие-то крамольные мнения.)

Соответственно, значительная часть христианской проповеди, к которой так или иначе все мы призваны, состоит в том, чтобы на эти вопросы отвечать, заблуждения рассеивать, в спорных случаях объяснять, как это видят христиане.

Если христианин, услышав «а правду ли Дэн Браун пишет, что Иисус был женат на Магдалине?» — не может спокойно ответить «нет, у нас нет никаких оснований так думать», а _обязан_ оскорбиться и ринуться в бой (или убежать, но в любом случае эмоционально выразить недовольство) — это уже не проповедь, а что-то совсем другое.

И такую «проповедь» удобнее всего вести, когда на твоей стороне власть, за тобой армия и полиция, а против тех, кто задает каверзные вопросики, действуют соответствующие статьи УК.
И еще. Это, может быть, более тонкий вопрос: но не может быть у христианина _обязанности_ терять самоконтроль и увлекаться своими эмоциями.

Впасть в гнев, услышав что-то оскорбительное в адрес Бога — понятная и, возможно, благородная слабость, но все-таки слабость.
Сам Христос не оскорбляется, слыша в Свой адрес самые разные вещи. На «возражения и критику», даже самые злые и оскорбительные («Он изгоняет бесов силой князя бесовского»), Он отвечает по существу, часто остроумно и едко — но ни разу не говорит: «Как вы смеете говорить обо Мне такое?!» — и никому не пытается «заграждать уста». Ни разу мы не видим в Евангелии, чтобы Он потерял самообладание от чьих-то слов, даже, по человеческому рассуждению, очень обидных.

Да что там — когда Его распяли, Он и на это не обиделся и не оскорбился.

А до того — Его не смутило стать Человеком из плоти и крови, со всеми «низменными» и «грязными» сторонами человеческого материального существования.

Это намекает нам, что концепция «оскорбленных религиозных чувств», хотя по-человечески понятная — не факт, что имеет какое-то почетное или даже законное место в христианстве.

Да, бывают откровенные и намеренные кощунства, произносимые с желанием поиздеваться или навредить, на которые отвечать и обсуждать их всерьез не стоит. И, столкнувшись с ними напрямую, стоит дать понять, что для тебя это неприемлемо.

Но кощунство перед нами или честное непонимание и интерес, желание постебаться или желание понять — можно решить только на практике, отдельно для каждого случая. И характерно, что свят. Феофан пишет письмо конкретному человеку по конкретному поводу. Это не руководство к действию всегда и для всех, кто где-то услышал о Христе что-то неортодоксальное.

Для всех у нас есть другое руководство: «Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчёта в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» (1 Петр 3:15). И еще: «Гнев человека не творит правды Божией» (Иак. 1:20).

Наталья Холмогорова