1. Гражданин Петров приходит в суд с распиской от гражданина Иванова, где тот обещает вернуть крупную сумму денег, взятую в долг. Гражданин Иванов отрицает, что является автором расписки. Тогда суд назначает графологическую экспертизу: текст расписки сравнивается с образцами почерка Иванова, взятыми в присутствии эксперта. Если почерки не совпадут, перед нами несомненный случай подлога – как раз такого, о котором говорит Эрман.

Применительно к древности такая экспертиза невозможна просто потому, что тексты оригиналов до нас не дошли ни в одном случае – не только от библейских авторов, но и от Вергилия или Гомера. Более того, в литературе известны случаи, когда текст переписывал не автор – С.А. Толстая переписывала для своего мужа текст «Войны и мира», но никому не придет в голову сомневаться в том, кто был автором романа.

2. Переводчик Иванов создает перевод книги, написанной писателем Джонсоном. При издании книги будет отмечено и авторство оригинала, и авторство перевода. Переводов одной книги может быть несколько, причем каждый будет нести на себе отпечаток индивидуального стиля переводчика, особенно если это высокая литература. Читая В. Гете в переводе Б.Л. Пастернака, не всегда можешь отличить стиль одного поэта от стиля другого, а Гомер в русской литературе, видимо, всегда будет говорить голосами Н.И. Гнедича и В.А. Жуковского.

Но и грань между переводом и пересказом или переложением определить не так просто. Скажем, «Буратино» А.Н. Толстого, безусловно, не перевод книги «Пиноккио», написанной К. Коллоди. Но можно ли назвать это произведение полностью оригинальным? Можно ли сказать, что Толстой ничего не заимствовал у Коллоди? Безусловно, нет, и в древности подобные вольные переложения и адаптации были распространены еще больше, чем в наше время – например, римский комедиограф Плавт весьма вольно «локализовывал» комедии греческих авторов, прежде всего Менандра. Можно ли однозначно сказать, что единственный автор этих комедий – Плавт? И да, и нет, смотря, что мы называем авторством.

В основе четырех Евангелий, написанных на греческом языке, тоже явно лежали некоторые тексты, устные или письменные, составленные на арамейском или даже древнееврейском языке – евангелисты не садились за стол, чтобы сочинить принципиально новую историю, но скорее записывали историю, всем уже хорошо и давно известную. Можно ли сказать, что они были единоличными авторами своих текстов? Опять-таки в зависимости от того, что мы назовем авторством.

3. Иванов – крупный политический деятель, он обращается к народу с речью, которую для него подготовили спичрайтеры. Он не писал этой речи в прямом и непосредственном смысле слова, она не несет отпечатка его индивидуального стиля, но он все же авторизовал ее, дал тексту свое имя, зачитав его перед телекамерами. Разумеется, спичрайтеры писали не по собственному произволу, они выполняли задание руководителя и старались изложить его идеи в максимально точном виде. Можно ли считать его автором? Опять-таки, как договоримся.

Как ясно видно из новозаветных посланий, у их авторов были своего рода секретари, которые могли быть не просто стенографистами, но именно что спичрайтерами, которые составляли тексты для своих руководителей.

4. Наш старый приятель Иванов написал диссертацию, но его обвинили в плагиате. Чтобы проверить, насколько самостоятелен его труд, текст диссертации при помощи специальной программы сравнивается со всеми диссертациями, которые находятся в распоряжении проверяющих. Как нетрудно понять, библейские тексты уже так или иначе сравнили со всеми текстами, которые были написаны прежде них, и сделали много интересных выводов: как, к примеру, соотносится повествование книги Бытия о потопе с вавилонскими мифами о нем же. Но примеров прямого плагиата все же не обнаружено.

Впрочем, если даже выяснится, что текст диссертации уникален и не совпадает ни с одним предшествующим текстом, это еще не означает, что диссертант его написал сам. А может быть, за него трудился кто-то другой? В мире науки, да и в литературе это происходит сплошь и рядом. Тогда необходимо сравнить образцы творчества нашего автора со спорным текстом, но эти образцы должны бесспорно принадлежать предполагаемому автору, как и в случае с долговой распиской.

Излишне напоминать, что из древних времен такие образцы до нас просто не дошли: мы можем сравнивать меж собой два произведения, носящих имена одного автора, но ни в одном случае авторство не будет заверено нотариально.

До сих пор спорят, писал ли М.А. Шолохов роман «Тихий Дон», или он воспользовался текстом какого-то другого человека. Спорят и о том, мог ли У. Шекспир, простой провинциал, написать все те тексты, которые носят его имя. А знаменитый «гомеровский вопрос» даже не сводится к авторству «Илиады» и «Одиссеи», он, по сути, еще и о том, существовал ли Гомер как историческая личность. Впрочем, все ученые согласятся, что Гомер этих поэм не писал – они были записаны намного позднее предполагаемого времени его жизни, он мог быть разве что сочинителем устной версии. Но если так, то, вероятно, сказители последующих времен, передавая его текст, добавляли и нечто от себя?

А сам он, с другой стороны, воспользовался теми преданиями, которые дошли до него? Тогда в лучшем случае Гомер может оказаться самым важным среди множества авторов этих поэм, но он не придумал их полностью, как Толстой «Войну и мир», и не он отнес их в типографию или мастерскую по переписыванию книг. Его авторство в любом случае относительно и условно, но никто не кричит о подлоге.

5. Пресловутый Иванов пересматривает свои юношеские дневники и письма. Он видит, каким он был чистым и честным (или глупым и наивным) десятилетия назад, сейчас он на многое смотрит иначе и иначе называет те же самые вещи. Он – та же самая личность, но как в его организме сменились молекулы и многие клетки, так и в его сознании многое поменялось. Сегодня в сети можно увидеть цитаты из разных высказываний, прозвучавших в ранние девяностые годы – и можно сравнить их с тем, что говорят те же самые люди в двадцатые.

Разница бывает порой шокирующей, но у нас есть надежные свидетельства, что в том и другом случае говорило одно и то же физическое лицо. Назовем ли его одним и тем же автором? Или скажем, что это два разных автора, с разными стилями и разными взглядами? Тоже все зависит от условностей и договоренностей. А ведь библейские авторы тоже менялись с течением времени: узнал бы апостол Павел себя в юношеских заметках пламенного фарисея Савла? И разве его превращение в Павла навсегда закрыло для него возможность развиваться и меняться?

6. Наконец, печальная новость: Иванов, видный ученый, скончался, не завершив важный научный труд. Тем не менее, остались черновики и близкий круг единомышленников, которые обсуждали эту работу с Ивановым и прекрасно знали его позицию по всем основным вопросам. После похорон они решили издать работу своего учителя, для чего им потребовалось обработать черновики, возможно, слегка дополнив их, проверив и уточнив некоторые детали, добавив новую литературу по теме. Но изданный посмертно труд носит имя Иванова, хотя всем понятно, что Иванов не сдавал рукопись в издательство, и если бы это делал он, он наверняка многое сказал бы чуть-чуть иначе. Но автор – именно он.

В мире науки так происходит довольно часто. Но не могло ли так получиться и с библейскими книгами: ученики и последователи завершали труд, начатый предшественником, записывали произнесенные пророчества или оформляли послания апостолов? И разве это ставит под сомнение изначальное авторство текста?

Андрей Десницкий