Во многом моя жизнь и особенно служение Богу стали возможными благодаря особенным людям. Кто-то называет их добрыми или милосердными, другие – сокрушенными, третьи – нормальными, а я прибавляю или обобщаю все эти качества в таком слове как человечность.

Я их, особенных людей, не только увидел, но прочувствовал на себе, когда первый раз пришел в церковь после ночных гуляний, с тяжелым запахом и помятым лицом. Меня, непонятного и совсем не многообещающего двадцатилетнего товарища, не только не выгнали из честного собрания, но посадили в хор, потому что там была единственная форточка, а тетя, сидящая рядом, пела гимны и махала на меня своими нотами, чтобы я сохранял остатки внимания и хоть как-то воспринимал происходящее. Этого я не забуду никогда!

Это люди, не пытающиеся отменить или не замечать реальность, потому что осень, разрыв отношений, потерю или, например, ковид невозможно отменить, не замечать или сдуть. Но можно сделать все необходимое, чтобы согреться теплом и подготовиться к реальности.

Это люди, готовые послужить попавшему в беду, тем что у них есть: забота, деньги, способность договариваться, тепло, принятие. Готовые делать это, не обещая, что все будет хорошо, что в этом большой смысл или замысел руководителя вселенной. Не оправдывающие Бога или диагностирующие пострадавшего, мол, сам виноват, «во грехах родился или за грехи поплатился». Потому что в жизни, полно ситуаций, в которых сказать это очень трудно да и не надо, намного полезней поделиться с тем, кому тяжело, теплом, пониманием, участием и заботой – это и есть самое лучшее проявление нашей веры в Бога. Милосердный самаритянин – самый выразительный образ человечности.

Это люди, способные жить тем, что сформулировал митр Антоний Сурожский: «Невозможно приходить к Богу, переступая через человека» или любовь к ближнему есть высшая форма любви к Богу.

Это много раз показывал и этому учил Спаситель.

Мейстер Экхарт говаривал:

«Если бы кто-то был в том же восхищении, как однажды апостол Павел, и узнал бы о больном человеке, которому нужна от него тарелка супа, я считаю, что было бы намного лучше для тебя оставить любовь восхищения и служить Богу в большей любви».

Как часто я прятал свое неумение быть человечным за служением Богу, за религиозностью, за правильными словами или за диагнозами. Был тем священником и левитом из притчи. Но снова и снова Бог посылал своих человечных людей. Моя мама, мой первый пастор… Эти люди были верующими и неверующими, обычными и необычными, простыми и сложными. Но это люди, рядом с которыми внутри тепло, и просыпается добро и свет.

Теперь я совсем по-другому понимаю слова Дитриха Бонхёффера:

«Быть христианином не значит быть религиозным на тот или иной манер, строить из себя по какой-либо методике грешника, кающегося или святого; быть христианином – значит быть человеком; Христос творит в нас не какой-то тип человека, но просто человека. Христианином человек становится не в религиозном обряде, а участвуя в страданиях Бога в мирской жизни».

Спокойное, уверенное и доброе участие в страданиях Бога в этом мире и есть человечность. В нем мало лозунгов, слоганов и обещаний, но много тепла, принятия, понимания, практичного участия. Это всегда личное, порой групповое, проживание происходящего в пространстве отношений и общения. В этом пространстве очень много солидарности, тепла и совсем мало церковности или обрядов. Точнее, это и есть настоящая церковь и богослужение, в которых сам акт помощи становится проповедью, сам акт понимания и принятие действием Бога. Как на первой вечере Спасителя, где Он делом явил, что возлюбил Своих сущих в мире до конца или до предела беспредельной любви, стоя перед каждым на коленях и омывая грязные ноги и говоря особенные слова.

Я уверен, что человечность уходит или пропадает, когда мы начинаем говорить вместо делания, вместо принятия, без понимания и поддержки. Она боится пропаганды и лозунгов, наверное, поэтому их совсем нет в Евангелии, но там очень много встреч поломанных людей с добром, пониманием, принятием и служением любви.

Человечность в том, что мы не выставляем напоказ свою религиозность и церковность, она в том, что мы готовы спуститься с небес на землю ради тарелки супа.

Неслучайно же Спаситель в Евангелии говорит о семи делах милосердия, утверждая, что, помогая нуждающемуся, мы служим Ему Самому.

Человечным может быть любой человек, способный вместо возвышенных, а порою просто пустых обещаний и гарантий, предложить страдающему свое тепло, возможности, подарить опыт встреч с жизнью и любовью, которые сильнее смерти и разрушения.