В 1946 году пантеон западных богов включал Отца, Сына, Святого Духа… и врачей. Врачи, преимущественно мужчины, одевались в священно белые одеяния и смотрели на простых смертных с высокомерным превосходством и ощущением своей власти. Если врач ступал на тротуар, остальные сторонились, пропуская его. Когда врач заходил в общую комнату, все вставали и ждали, пока он закончит свои дела и уйдет. Врачам нельзя было перечить, особенно если вы учились на медсестру.

В 1946 году моя мать поступила на трехлетние курсы медсестер в Королевский юбилейный госпиталь в Виктории, Британская Колумбия (часть Канады). Ей было 18 лет, она еще не вышла замуж и хотела стать врачом миссионером. Через три месяца, вскоре после того как она получила право носить шапочку (которая, по ее словам, придавала ей солидный вид, хотя опыта у нее по прежнему было ноль), в госпиталь поступила женщина с кровотечением. Это была миссис Манн, супруга преподобного Манна, старшего пастора англиканской церкви Виктории. В ее карте говорилось, что миссис Манн пережила пять выкидышей в конце второго – начале третьего семестра, а теперь и шестая беременность была под угрозой.

Выкидыш на любом сроке – тяжелое испытание. Но для тех, кто носил ребенка достаточно долго и потерял его, уже после того как он начал толкаться и шевелиться, это настоящее горе. Мечты и надежды этой женщины и ее супруга рушились не один, а пять раз. И сейчас они рисковали пережить то же самое по шестому кругу.

Врач бросился в приемную, осмотрел миссис Манн и заявил: «Будете рожать». Все приготовили к экстренному кесареву сечению; врач вызвал старшую медсестру, чтобы та ассистировала, и одну из студенток – помогать, наблюдать и убираться. Этой студенткой была моя мама. Через три месяца после начала обучения восемнадцатилетней девушке выпало присутствовать на операции по извлечению малыша весом в полкилограмма.

В 1946 году недоношенные выживали редко – особенно мальчики. В госпитале не было ни неонатального отделения, ни отделения интенсивной терапии для новорожденных. Самым высокотехнологичным оборудованием того времени был, по сути, инкубатор для цыплят – коробка, подогреваемая лампой. Напомню, ребенок весил всего 500 граммов. Для сравнения – наш третий внук родился преждевременно весом в 2 кг. У меня есть фотография его кулачка, который свободно помещается внутри обручального кольца моего сына.

Врач положил крошечного новорожденного миссис Манн на лоток и отдал его моей матери со словами: «Он не жизнеспособен. Избавьтесь от него». Затем он отвернулся и продолжил операцию.
Мама взглянула на малыша, который еще дышал. «Избавиться» означало бросить его в печь для сжигания медицинских отходов. Перед ней стояла дилемма. В служебном помещении, примыкающем к операционной, она нашла чистую тряпку, завернула в нее ребенка, положила обратно в лоток, вернулась в операционную и поставила лоток на аппарат для стерилизации инструментов – единственное теплое место в комнате. Врач закончил операцию и ушел. Старшая медсестра увезла миссис Манн в послеоперационное отделение, а моя мать осталась убираться.

Малыш родился в 20.30 30 мая 1946 года. В 21.30 мама закончила уборку, села на стул, взяла ребенка на руки и стала ждать, пока он умрет. Если это случится, думала она, выйдет так, что она послушалась указаний врача и не стала умничать.

В 21.30 врач встретился с родителями и сообщил им страшную новость: их сын не выжил. Он оставил их оплакивать смерть шестого ребенка.
Но в 1.30 ночи ребенок был еще жив, и мама решила, что пора об этом сообщить. Она позвала старшую медсестру – ту самую, что ассистировала при операции. «Нам конец», – ответила та. Вызвали врача, который уже ушел домой; он пришел в ярость и набросился с упреками на юную медсестру, которая своим неповиновением и отказом следовать протоколу поставила его и весь госпиталь в неудобное положение.

«Эта проблема – ваших рук дело, – грозил он ей, – а значит, теперь это ваша ответственность. Только не смейте ничего говорить родителям». Не зная, что делать, расстроенная медсестра отнесла ребенка в детское отделение госпиталя. Там она и другие медсестры круглосуточно держали его на руках и кормили из пипетки. За следующие два дня ребенок потерял 120 г.

Два дня. О чем думал врач? Конечно, он полагал, что ребенок умрет и, как только это произойдет, «ситуацию» можно будет замять и сделать вид, что ничего не случилось.

Но потом упрямый малыш начал набирать вес. Врач понял, что придется все рассказать родителям. «Мы не хотели давать вам ложных надежд. Когда ваш сын родился, мы были уверены, что он не выживет, но… Благодаря чудесам современной медицины нам удалось сохранить ему жизнь, хотя шансы, что он выкарабкается, были равны нулю. Даже если он будет жить, неизбежны осложнения, повреждения мозга…»

Но родителям было все равно – по крайней мере, в тот момент. У них был сын! Они назвали его Гарольдом (это имя означает «хорошие новости»). В тот же день преподобный Манн, держа своего крошечного новорожденного в одной руке, крестил его из пипетки. 

Никто не думал, что малыш Гарольд выживет. Миссис Манн выписали через две недели, через два месяца кроха Гарольд отправился домой к родителям, а через два года медсестры – включая мою мать – получили приглашение на его второй день рождения. Мама пошла на праздник – ей было очень любопытно взглянуть на Гарольда. Тот бегал и играл с другими детьми – абсолютно нормальный ребенок. «Разве что немного худой», – вспоминала она.

Мама не рассказала родителям Гарольда, как он выжил. Она закончила курсы медсестер, переехала в Центральную Канаду и поступила в библейскую школу, где и встретилась с моим отцом. Они поженились. Через девять месяцев в Северной Альберте на свет появился я, а еще десять месяцев спустя мы переехали на другой конец света, в дикие джунгли Новой Гвинеи, где прошло мое детство.

Прошло много лет, и я вернулся в Канаду и закончил школу в северной части Британской Колумбии, в маленьком городке Террас. Мама устроилась на работу в больнице, и как то раз ей попался бюллетень англиканской церкви с некрологом епископу Манну. Ее охватило любопытство, и она спросила медсестру, бывшую прихожанкой той церкви, знакома ли та с епископом. Оказалось, они много работали вместе, и она знала его очень хорошо.

– А у них были дети? – Мама по прежнему была не уверена, что это тот Манн.

– Да, сын, Гарольд. Но я давно о нем ничего не слышала. Замечательный мальчик. Говорят, он уехал миссионером в Западную Африку и работает там учителем.

Мама ничего не рассказывала еще десять лет. Затем в другой газете она наткнулась на некролог того самого врача, который в юности попортил ей столько крови. Только тогда она поведала нам, ближайшим родственникам, историю Гарольда Манна. Много лет она хранила ее в секрете, но теперь врач умер, и кодекс молчания можно было нарушить. Она решила отыскать Гарольда и рассказать ему правду о его рождении. Оказалось, он служит старшим пастором англиканской церкви на той же улице, где в 1946 году проповедовал его отец.

Еще полгода мама думала, как бы подступиться к Гарольду и рассказать ему обо всем, чтобы он не решил, будто ей что то от него нужно. Наконец под Рождество она написала ему письмо, в котором сравнивала его появление на свет с рождением Иисуса. Вскоре Гарольд ответил, и они встретились лично. Так Гарольд узнал правду о своем чудесном спасении.

Правда ли, что в глубине души мы приписываем Богу мужские, отцовские качества, а не женские и материнские? Материнство, как и отцовство, происходит из самой природы Бога. Образ Бога в нас несет женского не меньше, чем мужского. Женская/мужская природа Бога – это круг взаимоотношений, это качества, которые взаимодействуют друг с другом, а не противопоставляются.

А другие образы? В Писании они повсюду: мужские (отец, царь и т. д.), женские (кормилица, женщина с потерянной монетой), символические образы животных (медведица, орел, львица), неодушевленные предметы (камень, крепость, башня, гора, щит).

Образы не призваны давать Богу определение: это окно, через которое мы можем рассмотреть различные аспекты и грани природы и Его сущности.

Правда ли, что в Боге больше мужского, чем женского? Нет и еще раз нет! Кто в истории Гарольда Манна олицетворяет дух и природу Господа: врач мужчина или восемнадцатилетняя студентка медсестра?

Уильям Пол Янг «Хижина. Ответы»