Суть конфликта между Марфой и Марией не в том, что Марфа была перегружена кухонной работой.

Безусловно, это было важно, но не это выводило Марфу из себя. Некоторые ошибочно полагают, что обе сестры были романтически привязаны к Иисусу, и Марфа ревновала, глядя, как Мария с обожанием сидит у Его ног. Если такое чувство и могло быть, у Луки нет на это ни малейшего намека.

Нет, причина конфликта в том, что Мария ведет себя так, как если бы она была мужчиной. В той культуре, как и в культуре многих современных народов, дома делились на «пространство» для мужчин и «пространство» для женщин, а мужские и женские роли были строго разграничены. Мария пересекла незримую, но весьма важную границу внутри дома и другую, не менее важную социальную границу.

Мужчины собирались в отдельной комнате; женщинам принадлежали кухня и другие помещения, скрытые для постороннего взгляда. Мужчины и женщины могли находиться вместе только снаружи, там, где играли дети, и в супружеской спальне. Если женщина присела в мужской компании, ее поведение рассматривалось как скандальное. Что она о себе возомнила? Лишь бесстыжая женщина может вести себя вот так. Ей следует вернуться в одно из помещений, предназначенных для женщин.

Эта сцена не о том, кто выше, а кто ниже по положению, хотя, конечно, весьма часто ее привязывают именно к этому вопросу. Главный вопрос касается того, насколько справедливо деление человечества на две половины.

В то же время сидеть у ног учителя было определенно мужской ролью. «Сидеть у чьих‑либо ног» не означает, как это может показаться, выражать обожание и собачью преданность, словно учитель — рок–звезда или спортивный кумир. Когда Савл из Тарса сидел «у ног Гамалиила» (Деян 22:3), он вовсе не смотрел на него обожающим взглядом и не думал о том, какой же это замечательный раввин; он сосредоточенно слушал и запоминал учение своего наставника. Сидеть у ног какого‑либо человека означало, попросту говоря, учиться у него.

А у ног раввина сидел лишь тот, кто сам хотел стать раввином.

Тут не имеется в виду учение ради самого учения. Мария спокойно заняла свое место будущего учителя и проповедника Божьего Царства.
И в этом Иисус ее одобряет. Здесь мало общего с феминистскими движениями на современном Западе. У них, конечно, могут быть некоторые параллели с делом Иисуса, и, хотя в чем‑то они похожи, не следует их смешивать.

Оценка Иисусом любого человека основана не на абстрактных эгалитарных идеалах, а на избыточной любви Бога, которая, подобно большой реке, выходит из берегов и наводняет выжженную засухой местность, орошая социальные слои, до этого момента остававшиеся бесполезными и бесплодными. Мария представляет всех тех женщин, которые, слушая речи Иисуса о Царстве, чувствуют, что Бог призы–вает их как следует прислушаться, чтобы потом самим возвещать то же.

Мы были бы также неправы, если бы, как это часто делают, смотрели на Марфу и Марию как на примеры «деятельного» и «созерцательного» типов духовности. Конечно, важны как деятельность, так и созерцание. Без первого вы не могли бы поесть, без второго не могли бы поклоняться Богу. И, вне сомнения, одни люди наделены способностью находить середину, а другие призваны к чему‑то одному. Но мы не избежим вызова, содержащегося в этом фрагменте, если просто превратим его в иллюстрацию двух разных типов христианской жизни.

В первую очередь, в отрывке говорится о сметающем границы зове Иисуса. Направляясь в Иерусалим, Он оставляет позади себя города, деревни, дома и отдельных людей, которые краем глаза увидели Царство и для которых жизнь больше никогда не будет такой, как раньше. Бог надеется, что при чтении этой истории то же самое случится и с нами.

Н. Райт. Комментарий на Евангелие от Луки.