Прошлую свою заметку я посвятил приоритету человеческой индивидуальности над разными доктринальными концепциями и над любой церковной традицией… И сегодня снова со всей ответственностью я заявляю о том, что Церковь, одетая разными фундаменталистами в военную униформу – весьма скверное зрелище…

Совсем недавно я узнал о том, что успокоилась в Господе одна из моих давних знакомых… Более, чем за год до своей смерти, она оказалась в больнице с сердечным приступом, где, восстанавливаясь от болезни, она встретила серьёзного человека и приняла его заботу, а затем – и ухаживание. Так как её избранник не принадлежал к нашей конфессии, они поженились без церковного одобрения, за что она была исключена из общины.Лично я и ещё один, в отличие от меня, достаточно консервативный пастор уговаривали священнослужителя этой общины ни в коем случае не исключать эту женщину, но наши уговоры не имели никакой силы, ибо концепции ему виделись более ценными, нежели чувства человека, а процедура отлучения представлялась весьма поучительной… Невзирая на слёзы и уговоры «отступницы», её всё же исключили… А теперь я узнал ещё и о том, что перед смертью эта женщина умоляла восстановить её церковное членство, но беспощадная «святость» осталась непреклонна… Скорблю об этом! Однако верю в то, что Господь запечатлел её веру для славного воскресения спасённых…

Уверен я также в том, что очень надуманна обязанность религиозных сообществ контролировать личную жизнь своих прихожан. Только на моей памяти так называемая «теология заклятого» многократно превращала целые общины верующих в рассадники досужих сплетен или в площадки отвратительных «товарищеских судов».

В усердном выискивании новых «Аханов» и почти во всём «небиблейском» подозревая проникновение признаков неких «сеннаарских одежд» (см. И.Нав.7:11-26) в нашу «безмерно святую» среду, церковные советы и различные комитеты бдительно взращивали в наших конфессиональных сообществах коллективный дух осуждения всего иного…

«Видите ли, уже на протяжении нескольких месяцев Господь не приводит на наши собрания новых людей… Значит в нашем «стане» есть заклятое… Давайте поститься, чтобы Бог открыл нам – из-за кого Он лишил нас Своего благословения…» И дальше – понеслось и поехало…

Было время, когда людей исключали из общин не только за инакомыслие или допущенный грех, но и за использование косметики, и за химическую завивку волос, и даже – за покупку телевизора. Позже наши «избранные» сообщества вроде бы остепенились, но до сих пор ещё живы те люди, которым мы не принесли свои коллективные извинения за то, что когда-то бесцеремонно вторгались в их личную жизнь, подвергая церковным репрессиям за их вполне невинные шаги.

Одни мракобесы видели образ Голгофы в телевизионной антенне на крыше дома верующего… Дескать, вместо того, чтобы отдать лишние деньги на печатание духовной литературы, ты поставил дома идола, а на своей крыше заново распинаешь Христа…

Другие искатели «ультра-Аханов» шли дальше и посещали дома своих прихожан с миссией многочасовых исповедей, записываемых на диктофоны и видеокамеры… Подвергшиеся таким мерам очевидцы рассказывали мне о широком спектре бесстыдных вопросов, на которые приходилось отвечать верующим.

Терпеть такое люди почти не могли, неделями плакали после таких визитов, но всё же терпели, ибо говорили: «Если отлучат, то и похоронить по-христиански будет некому… Закопают «ослиным погребением»», ибо существовала в некоторых сектах мера «изоляции», когда не только дальние родственники, но даже родные дети не могли общаться со своими «взятыми на изоляцию» родителями, равно и наоборот…
И всё сие устраивалось не из любопытства или извращённости церковных чиновников, но с тем, чтобы «не утратить благословение» по причине проникновения в жизнь общин чего-нибудь «мирского»… Мрак был такой, что честные и добрые люди считали своим долгом – отрезать блестящие застёжки на сапогах своих дочерей, дабы ни у кого не было искушения – принять их за мирское украшение… Не являлась ли эта гонка за сохранением благословений самым настоящим проклятием?

И мало кто тогда задумывался о том, как же важно для каждого христианского сообщества смиренно принять тот факт, что у Церкви нет такой проницательности, чтобы судить мотивы тех или иных решений или действий человека. Эти мотивы совершенно знает только один Бог, и всякий человек «…перед своим Господом стоит… или падает…», и свободен думать и принимать собственные личные решения, и нет никаких проблем в том, если такое решение будет ошибочным, «ибо силен Бог восставить его» (см. Рим.14:4).

Зачем я об этом пишу теперь, когда всё давно изменилось? Стоит ли ворошить старые раны верующих людей? Дело в том, что, как мне кажется, изменились лишь обычаи, а свобода человеческой совести и уважение личной индивидуальности по-прежнему далеки не только от идеала, но – и от самого минимума…

Когда в 2015-ом году я вернулся в Ростов-на-Дону после участия в нескольких духовных программах в США, специальный комитет, созванный по мою душу при Кавказской Союзной миссии, на первой нашей встрече сообщил мне о том, что звонки из США одного из бывших чиновников Евро-Азиатского Дивизиона были последней каплей в их терпении ко мне.

Как сообщили мне руководители наших высоких консисторий, этот вполне уважаемый мною пастор-пенсионер, проживающий ныне в «Империи Добра», звонил в Россию с настойчивой просьбой – разобраться в том, в полной ли мере я – адвентист седьмого дня?

Когда на заседании этого специального комитета мне назвали фамилию этого человека, я весьма удивился, так как сразу вспомнил о том, что после моего семинара на лагерном собрании русскоязычных общин Северо-Запада США, он подошёл ко мне и вполне дружелюбно расспрашивал о жизни на Кавказе и об общих знакомых.

Я конечно же всегда выступал за то, чтобы всякий утомившийся труженик Господа мог в счастье и почёте проводить свои пенсионные годы, будучи окружён заботой и вниманием религиозной организации, которой он посвятил свою жизнь. Пред Господом свидетельствую уважаемому читателю о том, что у меня нет никакой обиды на этого человека… Однако есть огорчение оттого, что мы создали такую конфессиональную среду, где человек вынужден состариться, будучи погружён в закулисные игры и церковное политиканство.

Как-то я поделился с близким мне человеком своими сомнениями относительно участия в моей судьбе этого пенсионера-эмигранта. Дескать, может наши чиновники и переврали что-то, типа: «Мы бы ещё ничего не предпринимали, но видишь сам – люди отовсюду звонят, даже из США, где ты тоже успел засветиться со своим Евангелием Благодати…».

Мой друг сказал мне: «А что ты удивляешься? Этот человек когда-то, будучи совсем молодым, был пастором нашей общины… У нас в общине была семья, которая на продажу выращивала капусту… Так вот, он уже тогда по субботним вечерам посылал диакона на гору, чтобы тот следил за двором этих людей – не начнут ли они до захода солнца срезать и грузить капусту для утреннего базара?» Такие, воображаемые пастором, действия тогда расценивались как нарушение заповеди о субботе, и люди за подобные вольности отлучались от общины.

К чему я это? Да к тому, что так перекошено было наше «Евангелие», что вполне искренние люди вместо радости в Господе вынуждены были даже следить друг за другом и докладывать «куда следует», если кто-то что-то «не так» сказал или «не так» сделал. Такая была форма святости… И по стечению обстоятельств, стараясь не судить личность человека, я вынужден предположить тот факт, что звонивший в Россию из США брат пронёс через всю свою жизнь свой «религиозный» долг – выискивать «заклятое» и исторгать его вон… Таки «хорошо, добрый и верный раб…», таков твой, надеюсь, искренний путь…

Вспоминаю показательный отрывок из чудесной книги Ольги Суворовой «Мы только стоим на берегу», которую она посвятила биографии одного из выдающихся руководителей Церкви АСД в России – Михаила Петровича Кулакова. Она приводит свидетельство сына Михаила Петровича – Павла о случае из его личной жизни…

«Помню, я был студентом в Алма-Ате, и как-то в доме моего дедушки, где я жил, остановились приехавшие из Сибири служители. И они видели, как я в субботу перед службой побрился, а потом взял щётку и привёл в порядок обувь. В Средней Азии ведь очень пыльно. Гости из Сибири заметили это и ужаснулись: сын Кулакова чистит обувь и бреется в субботу! Этого было достаточно, чтобы церкви в Таджикистане, которые находились в организации моего отца, были расколоты. Конечно, это были чудовищный мрак и невежество! Мне было очень больно, что работа моего отца пострадала из-за меня» (О. Суворова. «Мы только стоим на берегу…» стр. 47,48).Совершенно согласен я с выводом Павла Кулакова – чудовищный мрак и невежество! Отсюда и сопровождают бесконечно наши общины разные окопные вестники со своим чудачеством – то масоны у них пробрались в руководство, то Римский Апостольский Престол учредил отдел по противостоянию Адвентизму, то иллюминаты расставили сети на избранных, то иезуиты пишут пособия для субботней школы… Эдакая чушь вместо Христа Распятого и Воскресшего… Когда же мы всё это переболеем?

Кто меня хорошо знает, тот помнит о том, что моё духовное становление происходило в достаточно консервативной среде, где «перед своим Богом» ты стоял далеко не в первую очередь, ибо прежде всего был подотчётен «избранному народу»…

Я принял водное крещение в 1992-ом году, и это было время, когда в Церковь пришло немало молодёжи, однако облик конкретно нашей общины во многом определялся верующими почтенного опыта и возраста.Благо же было в том, что первым моим пастором был достаточно чуткий человек, и его влияние как на меня лично, так и на всю нашу общину было весьма благотворным. Милостью Господа, он не посягал на личностные свободы людей и в то время никогда не давил на совесть верующих.

И всё же в этой общине было немало весьма консервативных людей, которые считали себя обязанными пестовать в сердцах недавно уверовавшей молодёжи приверженность давним стандартам и праведным вкусам «истинных» верующих.

Вспоминаю звучащие на членских собраниях того времени ТРАГИЧНЫЕ ФРАЗЫ нашей местечковой «ортодоксии» типа: «МИР ВХОДИТ В ЦЕРКОВЬ! Что-то с этим надо делать!» И общими фразами эти почтенные люди не ограничивались, но предпринимали достаточно проникновенные попытки лёгкого вторжения в личную жизнь новообращённых.Как-то на одном членском собрании мне пришлось объявить свою собственную помолвку… Исключали одну молодую пару, которая, не дождавшись свадьбы, позволила себе добрачную близость… Когда процедура взыскания была выполнена, поочерёдно стали выступать влиятельные пожилые леди с репликами на предмет – «Вот у нас – дескать – есть и другие пары, которые тоже дружат, и ещё неизвестно до чего «додружат»»

Я себе без всяких задних мыслей смекнул, что речь идёт в том числе обо мне и о моей невесте, ну и тут же взял слово. Как мне тогда показалось, я очень уверенно сообщил общине о том, чтобы они о нас не беспокоились, ибо мы с моей Анной дружим с самыми серьёзными намерениями, и уже вскоре планируем своё бракосочетание. Кто-то из зала порекомендовал пастору быть начеку и «поработать» с нами…

В качестве иллюстрации к теме наблюдения сообщества за личной жизнью прихожан откровенно сообщу уважаемому читателю ещё одну деликатную, но для того времени очень популярную деталь… Когда мы с моей Анной повенчались, три женщины весьма пожилого возраста, независимо друг от друга, посчитали своим религиозным долгом сообщить мне сразу после свадьбы, чтобы я и в супружестве чтил святую субботу, не касаясь жены в седьмой день…

Сегодня я улыбаюсь, вспоминая эти «важные» моменты, но тогда, особо не вникая в обоснованность этих «ценных» церковных традиций, я видел личное посвящение как раз в том, чтобы быть настоящим патриотом, охраняющим многие обычаи моей конфессии.

В этой же общине одним из старейших членов Церкви была и моя бабушка по материнской линии, она была третьей по счёту адвентисткой в моём родном городе, так как крестилась она ещё в 1932-ом году. В какой-то мере, как говорит один из моих друзей-пятидесятников, я мог считать себя «породистым» верующим…

Мне очень нравилась РОЛЬ ПРОДОЛЖАТЕЛЯ ИСТОКОВ ИСТИННОЙ ВЕРЫ в этом городе… Я проявлял некоторое рвение во всех духовных вопросах, так что спустя два с половиной года после крещения на меня была возложена пресвитерская ответственность за эту родную мне общину, и я был принят в штат Объединения в качестве начинающего служителя.

Прослужил я без малого 22 года, и большую часть этого срока я являлся не только пастором, но и членом различных комитетов Объединения и Союзной миссии, возглавляя разные виды церковного служения. Регулярно посещая общины Северного Кавказа (а некоторое время – и Закавказья), я строил все свои выступления перед верующими на понятиях, которые условно можно обозначить как – «ВЕРНОСТЬ НАШЕМУ АДВЕНТИСТСКОМУ НАСЛЕДИЮ И ВЕРЕ ПИОНЕРОВ НАШЕГО ДВИЖЕНИЯ». ТРИ КОНЬКА – наши пророческие корни; наличие конфессионального пророка; и пророческая весть из Отк.14:6-12… На этом строилась вся моя кафедральная риторика.

Только в 2009-ом году милостью Господа моего сердца бережно коснулась Божья БЛАГОДАТЬ, и душа моя начала мало-помалу трезветь, а всему конфессиональному пришло полное переосмысление… Я и многие другие мои друзья по вере чувствовали тяжёлое ощущение противоречия между чудесной Евангельской вестью Благодати, прощения, оправдания и нашей надуманной необходимостью – воспитывать в людях менталитет осуждения, уча их провозглашать над всеми, кто иначе верит, угрозы ярости Божией.

Это противоречие не могло существовать долго, а потому однажды я сел и написал свою ИСПОВЕДЬ «Сдвигая камни души» (позже она стала частью моего манифеста «О конфессиональном сепаратизме») Тогда же я внятно сказал Богу: «Отец, я хочу проповедовать Евангелие! Я больше не хочу судить людей, которые верят не так как я! Дай мне силы!».

Спустя семь лет по причине своего переосмысления я потерял любимое пасторское служение в Церкви Адвентистов Седьмого Дня… Однако ныне я от всей души свидетельствую уважаемому читателю о том, что Евангелие Благодати того стоило…

В  «Гарантиях Креста…» я писал о том, что отцеживание нами «заклятого» и наша настойчивая теология в стиле «…выйди из неё, народ мой…» (см. Отк.18:4) не только поделили в наших очах весь христианский мир на «верных» и «отступников», но и сформировали внутри наших общин такую разделяющую культуру, где человек непрестанно чувствует себя виновным…Нам кажется, что перед Богом мы виновны всякий раз, когда «уходим» от Него к вещам повседневным, а перед реальной ЖИЗНЬЮ мы неправы тогда, когда, погружаясь в свою замкнутую конфессиональную «духовность», мы совершаем по отношению к ней некое предательство…

И самая большая печаль даже не в том, что такая изолированная церковная «духовность» очень похожа на нравственное высокомерие и ханжество, но – в том, что люди в этом случае не могут впустить Бога в ту (несоизмеримо большую) часть своей жизни, которая называется «обыденной». Бог в этом случае очень похож на «свадебного генерала», который присутствует в нашей жизни только по случаю богослужения или чтения Священного Писания, и то – только если наш «стан» очищен от всего «заклятого»…

Из-за этого и калечатся судьбы людей по всякому случаю, не находящему церковного одобрения… Отлучения… Порицания… Замечания… Изоляция… Словом – антиевангельская безблагодатность…

Между тем Иисус открыл нам Того Отца, Который не только – Всемогущий Создатель Небес и Земли – но и Тот, Кто проживает с нами самую обычную и повседневную нашу жизнь, в которой всегда полно ошибок…

Поэтому я по-прежнему от всей души убеждён в том, что Бога в нашей жизни ничуть не меньше и в те дни, когда мы вовсе не участвовали в богослужебных процедурах и даже не читали Священного Писания… Ведь Он пребывает со всеми Своими детьми, а никак не с Книгой.

Если в свете Евангелия Благодати мы обретаем способность видеть священную ценность отдельной человеческой личности, тогда и для Бога везде, во всём, и среди всех находится огромное пространство… Тогда Он наполняет Собою ВСЮ НАШУ ЖИЗНЬ, весь наш быт, наши деловые отношения, нашу человеческую дружбу… ЖИЗНЬ тогда становится настоящей и целостной, а не «церковно-процедурной». От неё уже не веет ханжеством, в её центре теперь не моя религиозность и не моя принципиальность, но – Бог, Который со всеми нами, Который назвал Себя Эммануилом.

Нам стоит помнить о том, как в своё время доктор Мартин взял и положил священные тексты на мелодии кабаков и пивных Германии эпохи Ренессанса, и люди с огромным удовольствием их подхватили. И с этим мирским «новшеством» Лютера до боли знакомой и удивительно родной поступью Господь вышел из храмов и часовен на все базарные площади и наполнил Собою всё… Бог стал одинаково доступен и понятен как невеждам из тёмных подворотен, так и всякой княжеской знати. Творец перестал быть храмовым атрибутом и теперь всюду был на устах людей в их обыденной повседневности, которая и есть ЖИЗНЬ…

Такова, дорогие друзья, настоящая ЖИЗНЬ с избытком, с избытком Самого Бога (см. Ин.10:10), и в ней всегда отражается широта обращённых сердец вместо досужей религиозной занудности. В этом случае, каждый отдельный человек – уже не мелкий винтик в какой-то религиозной системе, а высшая ценность Бога, ибо никогда и ни за что не платили так дорого, как Бог заплатил за каждого из нас. ***1Кор.6:20 «Ибо вы куплены дорогою ценою…».

Нигде Бог не разрешил Себя изображать, кроме как в человеке, и каждый из нас (включая и «еретиков» типа меня) – Его «икона», Его ОБРАЗ и Его подобие! Искать друг в друге откровение Божьего присутствия – лучшее, что нам даровано, а потому и должны все люди ради Господа верить в то, что жизнь каждого человека священна… Нельзя в неё – нахрапом… Не по-божески это… И не по-человечески… Не по-людски…

Аминь!

Александр Степанов.
КРАТКИЕ ПРОГУЛКИ ПО ИЗВЕСТНЫМ ТЕОРИЯМ — 10