«Есть песни на бракосочетание,
есть песни на рукоположение,
а есть на отлучение…»
(Из частной беседы)

Иногда у некоторых особенно ревностных ортодоксов вспыхивает заболевание, которое я называю «синдром святых инструментов». Обычно оно обостряется после посещения межцерковных праздников и прослушивания музыкальных программ на христианском радио. В результате такого обострения с кафедры звучат пламенные призывы запретить ряд музыкальных инструментов, а также музыкальных стилей ввиду их очевидной греховности.

Однажды даже ваш покорный слуга попал под настоящий перекрестный обстрел. Будучи человеком, в принципе от музыки достаточно далеким, я имел несчастье аккомпанировать нашей группе прославления на одной из пятидесятнических конференций. Вся проблема состояла в том, что играл я не на «десятиструнной псалтири» (Пс. 32: 2), а на бубне. По нахмуренным лицам некоторых братьев я понял, что богословской дискуссии мне не избежать. И действительно, после проповеди ко мне подошла группа крепких парней ортодоксального вида. Они предложили мне выйти и поговорить.

Без лишних предисловий меня обличили в бесчинстве, заявив, что бубен -это шаманский инструмент. Подобные беседы случались и раньше, поэтому я прекрасно знал, что делать. Я взял Библию, протянул ее главному спорщику и, глядя прямо в глаза, спросил: «Где это написано?» Имеются ли какие-то библейские аргументы или все, что у вас есть, это утверждения типа «нравится, не нравится» плюс ссылки на личные музыкальные пристрастия, а также на отцов и дедов?»

Повисшая пауза дала мне возможность для маневра. Не теряя времени, я быстро открыл Писание на 150 Псалме и, держа Библию в одной руке, а бубен — в другой, сурово спросил: «А знаете ли, дорогие братья, какой инструмент имеет в виду псалмопевец, когда говорит: «Кимвал громогласный»? Не знаете? Именно этот!»

Конечно же, в ходе этого спора никто никого не переубедил, это практически невозможно, но подобные стычки, происходящие с завидной регулярностью, четко указывают на один богословский вопрос, перерастающий в проблему для некоторых церквей. Суть его заключается в следующем: может ли меняться музыка, используемая в церквях во время прославления? Или ход музыкального служения определен раз и навсегда?

К сожалению, или, к счастью, Библия не содержит приложения в виде песенного сборника с нотами и текстами. Вернее, сборник песен имеется — это книга Псалмов, но там нет ни нот, ни каких-либо указаний относительно стилистики и ритма исполнения. Комментарии в начале некоторых псалмов, типа: «Начальнику хора. На музыкальном орудии Шошанним-Эдуф» (Пс. 79:1) — ситуации не проясняют.

Естественно, в каждой конфессии и деноминации существует свой, совершенно особенный подход к музыкальному служению. За 20 веков существования христианства церковь накопила бесценный опыт, и я далек от того, чтобы крушить все и с газетных страниц призывать к революции и реформации. Кстати говоря, в церкви всегда будут как ультрареформаторы, так и ультраконсерваторы. Одни жаждут порубить все под корень, их лозунг: «Ломай церкви — они старые!» Другие жаждут оставить все, как было при дедах, их лозунг: «Не тронь, еретик, это святое!»

История говорит, что и те и другие обычно остаются в меньшинстве, и истина лежит между этими крайностями. На самом деле прославление должно не только радовать Господа, Сущего на небесах, но и позволять прихожанам поместных церквей входить в Божье присутствие.

Ни один человек, приходящий в церковь, не рождается в музыкальном вакууме. Любой из нас вырос в определенной музыкальной культуре. Она может быть любой: основанной на классике или джазе, на хард роке или оперетте, с широким или узким кругозором, но она есть всегда. И когда человек приходит в церковь, то на богослужении он слышит музыку, которая либо укладывается в его восприятие, либо идет с ним вразрез. Нельзя также забывать и о том, что в разных культурах представления и о гармонии, и о прекрасном совершенно различны. Мне, например, приходилось слышать забавное утверждение, что негр рождается с чувством ритма, а русский с чувством гармонии.

Поэтому представляется совершенно естественным, что музыкальное служение в какой-нибудь финской церкви будет разительно отличаться от служения, например, в Конго. Они могут быть образцовыми христианами, но воспевать Господа они будут совершенно по-разному, потому что они совершенно разные люди. Подобная разница музыкальных культур представляется совершенно естественной для многих христиан, однако они, как и все нормальные люди, предпочитают просто жить, не забивая себе голову этими вопросами. А поскольку большинство прихожан в наших церквях не имеют высшего музыкального образования, они оперируют более понятными им категориями. Для них все гораздо проще: нравится или не нравится.

Когда человек попадает в чуждую ему музыкальную среду, он на подсознательном уровне чувствует себя дискомфортно. Попробуйте заставить убежденного металлиста прослушать до конца оперу «Евгений Онегин» или предложите любителю кантри насладиться музыкой в стиле «рэп». Однажды, читая автобиографический труд Ивана Степановича Проханова «В котле России», я обратил внимание на одну интересную деталь. Проханов пишет о потрясающем успехе хоровых песен евангельского братства. Для России того времени они были поистине революционным явлением. На понятном русском языке, мелодичные, одинаково близкие как русской народной музыке, так и мировой песенной классике, эти гимны не могли не трогать слушателя. На мой взгляд, именно эти песнопения сыграли не последнюю роль в евангельском пробуждении начала ХХ века.

Когда я в возрасте 17 лет впервые попал на богослужение подпольной пятидесятнической церкви, я пережил настоящий музыкальный шок. То, что там звучало, было для меня абсолютно непривычно. К счастью, в раннем детстве родители приобщали меня к культуре посредством детского абонемента «Музыка от А до Я». Именно там лекторы из филармонии объяснили мне, неразумному, что мир музыки не ограничивается тем, что крутят по радио. Поэтому, когда я впервые услышал гимны из сборника «Песнь возрождения», я подумал, что это некий религиозно-музыкальный раритет, и почему-то сразу вспомнил английских пуритан, хотя мои познания о них не выходили за рамки школьной программы.

Поймите меня правильно, я не призываю к сокрушению или ниспровержению чего-либо. Напротив, мои самые любимые псалмы именно из книги «Песнь возрождения». Я также прекрасно понимаю, что в любой церкви будет звучать именно та музыка, которая нравится и воспринимается членами этой общины. Но существует один принцип, совершенно не противоречащий Библии. Римское право формулирует его следующим образом: «Что не запрещено, то разрешено».

Уже много лет я пытаюсь донести до верующих одну простую мысль: в музыкальном служении свята не форма, свято содержание, а если точнее, то форма освящается содержанием. О форме же можно сказать словами апостола Павла: «Я знаю и уверен в Господе Иисусе, что нет ничего в себе самом нечистого; только почитающему что-либо нечистым, тому нечисто» (Рим. 14:14). Я глубоко убежден, что на свете не существует святых или греховных музыкальных жанров. А представление о святости или греховности последних существуют исключительно в головах слушателей.

Если для кого-то рок-н-ролл является очевидной мерзостью, благослови их Господь! Мы все свободны во Христе Иисусе. Музыканты свободны петь, а все остальные свободны не слушать, что они поют. Так, например, любой противник рок-н-ролла может сурово покарать группу «Дружки», не купив ее очередной альбом. Или, наоборот, проголосовать рублем и вместе с «Дружками» попытаться вспомнить, где же это написано (одна из песен группы называется «Написано где-то»).

И последнее. В одном из своих посланий Павел говорит, что «поставлен защищать благовествование» (Флп. 1:14). Не могу с такой же уверенностью сказать, что поставлен защищать свободу в сфере музыкального служения, но точно знаю, что необходимо защищать не только благовествование, но и эту самую свободу. Так как свобода — это воздух творчества, а творчество неотделимо от помазания, потому что «где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3:17).

Антон Абрамов

https://gazeta.mirt.ru/stat-i/tvorchestvo/post-531/