Я никогда не был в восторге от церкви. По правде говоря, и сейчас я не в восторге. Вы слышали все это и раньше: лицемерие, манипуляция страхом, исключительность, осуждение. Все это – не редкие критические замечания, которые исходят от моего поколения, или людей помоложе. Эти замечания — не редкость и для более зрелых поколений, настолько старых, что они могут восходить к библейским временам. Первое письмо Коринфянам рисует картину ранней церкви, в которой становится ясно, что эти проблемы не уникальны для 21 столетия. Посмотрите на 1 Коринфянам 1:11-16, 6:5-8 и 11:17-21.

Моя личная история тоже не уникальна. Когда я был подростком, я не чувствовал, что я нужен кому то в моей церкви. Я не видел никого вокруг, у кого было бы желание заняться вопросом о том, как церковь, или даже адвентистская вера в целом, могут иметь отношение к моей жизни в этом современном высокотехнологичном и движимом научными открытиями обществе. Когда я задавал трудные вопросы, я получал либо слишком гладкие ответы, либо не относящиеся к делу. Хуже того, люди, которые окружали меня, казавшиеся наиболее мудрыми, были самыми критикующими мою церковь и временами даже мою веру.

Я получил образование в нехристианской школе, где я в то время не посещал церковь, и даже не ассоциировал себя с членом церкви. Поэтому для меня было шокирующим событием, когда я поступил в адвентистский колледж. Я поступил в Вала-Вала, встретил там свою будущую жену, бросил колледж через два года, поженился и начал то, что я считаю довольно успешной карьерой в разработке программного обеспечения.

Но, несмотря на возвращение в адвентистскую общину, несмотря на два года нового подключения к своим адвентистским корням во время учебы в колледже, и несмотря на обещание, данное моей жене, что я никогда не позволю ей ходить в церковь в одиночку, я обнаружил, что ситуация в мои поздние 20-е годы очень сильно похожа на ситуацию, когда я был подростком. Я все еще был разочарован церковью, с сильной верой в Бога, но без уверенности в том, что мне может подойти церковь, и мы с женой посещали общину периодически и без энтузиазма.

Затем жизнь изменилась. Я стал отцом.

И очень быстро мы стали регулярными посетителями церкви. Возможно, я должен уточнить и сказать, что мы стали регулярными посетителями субботней школы. Я не могу сказать, что я регулярно остаюсь на проповедь даже сейчас. Но почти в одно мгновенье мы стали посещать церковь каждую неделю.

Наши посещения не всегда проходили гладко. Мы пробовали присоединиться к церкви несколько раз, но даже после того, как проблемы, сопровождающие посещение общины с новорожденным и младенцем остались позади, нам все еще трудно убедить своих детей высидеть богослужение, сколько бы мы об этом не заботились. И хотя у нас много друзей и знакомых в церкви, (я иногда даже провожу уроки во взрослой субботней школе), у меня сохраняется находящее время от времени настойчивое чувство того, что я остаюсь чужим здесь. Также у нас есть долгая история болезненно неудачных домашних групп, испорченных дружеских отношений, чрезмерно вмешивающихся в личную жизнь пресвитеров и пасторов, вездесущего принуждения к финансовым пожертвованиям, и неспособности большинства пасторов принять в ответ изящное «нет».

На самом деле, после возвращения в церковь и регулярного посещения в течение большей части десятилетия, я считаю, что не многое изменилось в церкви. По большому счету, церковь остается в том же самом дисфункциональном беспорядке, в котором я оставил ее, уходя подростком.

Но, несмотря на это, мы все еще регулярно посещаем общину. И как ни странно, сейчас я не чувствую себя разочарованным. Я больше не чувствую себя преданным или обманутым в ожиданиях. Я сейчас больше наслаждаюсь общением с окружающими меня людьми, и смотрю на церковь с несколько иного угла, понимая те точки зрения, альтернативные моей, которые люди здесь разделяют каждую неделю.

Я долгое время считал, что стал пресытившимся и циничным человеком, с фаталистичным отношением, который просто приспособился к новым обстоятельствам. А потом, однажды в субботу, когда я сидел в парке на еженедельном церковном пикнике – потлаке, смотря за тем, как мои дети играют с оравой других детей, носящихся вокруг, меня осенило.

Это мой дом.

Это моя церковь.

Я действительно не хотел бы оказаться в другом месте.

Все это потому, что на каждое болезненное воспоминание, которое у меня было о том, как я боролся за свою духовность в подростковом возрасте, не находя никакой помощи от церкви, у меня есть и другие воспоминания об улыбках и смехе со своими единоверцами – адвентистами после обеда в субботу. На каждую бессмысленную минуту, когда я считал время до захода солнца, чтобы можно было посмотреть вечерний фильм, у меня есть воспоминания о том, как я смотрел на закат с чувством благоговения и почтения, хотя эти чувства забывались быстрее, чем могли бы. На каждую смену тональности и негармоничное исполнение мелодии органистами церкви во время песенного служения, у меня есть ясные воспоминания о прекрасной музыке, которую я регулярно слышал. На каждое спортивное мероприятие, на котором я не мог присутствовать из-за субботы, были дни, когда я наслаждался покоем, зная, что я не буду работать на выходных.

Хотя у меня было много приятных воспоминаний о церковных пикниках после обеда в субботу с моей семьей, об экскурсиях со следопытами, лагерных собраниях, песнях, и музыкой, которую я могу вспомнить, но дело было не в том, что эти счастливые воспоминания привели меня назад. Мое адвентистское детство сформировало всю мою жизнь. В моих старших классах я сталкивался с вопросами моих друзей о моей вере, иногда это случалось каждый день, и я не мог хорошо ответить на них. Но иногда у меня получалось, и тогда я получал их отзыв: «Хорошо, может быть вы, адвентисты, и не совсем странные». Когда мой хор в неадвентистской школе попросили прийти и спеть в церкви Саннисайд, (это было частью концерта в честь Джестера Хейрстона, автора песен в стиле госпел), я был горд тем, что мои друзья придут и увидят адвентистское богослужение… не потому, что я считал, что оно их вдохновит, (это случилось с точностью до наоборот, но это другая история), но потому, что это была часть моей жизни, моей истории, меня самого, и я хотел поделиться этим.

Существовало множество причин, по которым я мог бы навсегда оставить церковь. Я наблюдал за тем, как друзья нашей семьи подвергались изоляции в общине из-за того, что они ушли от своих супругов, совершавших насилие. А церковь приветствовала их обидчиков. Я видел пасторов, которые разрывались на части, пытаясь привести свою хаотичную жизнь в порядок, и никогда не получая понимания от церковной семьи, которую они отчаянно пытались вести. И я видел слишком многих людей, которые покидали церкви, в то время как пресвитеры с облегчением вздыхали, радуясь тому, что уже не надо беспокоиться о том, как разговаривать с этими ушедшими.

Но я также видел те же самые церковные семьи, собравшимися вместе, когда случалась трагедия, и то, как они помогали людям во всем: от принесенной еды до ободрения, дежурства с детьми и поддержки деньгами, когда христиане переживали потерю своих отцов, матерей или детей. Я слышал хор общины в те редкие моменты, когда все мы чувствовали Божье присутствие, и они создавали не радостный шум, а прекрасные звуки, текущие в совершенной гармонии, просто потому, что мы чувствовали себя на пару мгновений прославляющими Бога. И я видел столько много людей, которые входили в субботу в двери церкви, чье напряжение таяло, потому что на несколько часов они чувствовали, что находятся в безопасном месте.

Я не могу забыть эти опыты и эти впечатления, даже если бы я и захотел этого. Но я этого и не хочу. Это часть того, кем я являюсь. Заходы, вечерние служения, церковные обеды… это может выглядеть как клише, но это часть моей жизни. Я адвентист. Я играю и другие роли в жизни, но этот факт сформировал мою жизнь гораздо больше, чем я могу представить. Я дорожу всеми теми событиями, которые сделали меня тем, кем я являюсь, даже плохими опытами.

И я хочу, чтобы эти опыты были частью жизни моих детей.

Это желание и лежит в основе того, почему я привожу моих детей в церковь. Вы понимаете, им нужно с чего-то начать. Мой друг однажды сказал: «Я не хочу, чтобы моих детей учили доктринам». Это было объяснением причины того, почему они не посещают церковь. Но факт заключается в том, что наши дети будут научены доктринам где-то, вне зависимости от того, как вы их воспитываете. Им нужно где-то начать. И когда они растут, они подтягиваются, учатся, задают вопросы, восстают. Вне зависимости от того, где они начинают, они проходят через все те же самые стадии, через которые прошел я, и мои друзья, через то, через что прошли наши родители.

Но они с чего-то начинали.

Куда бы ни привело их духовное путешествие, они будут всегда помнить место, с которого они начинали путь. Они могут пойти по другому пути, чем пошел я. На самом деле, я надеюсь, что они так и сделают. Я хочу вырастить детей, которые будут умнее и мудрее, чем я, которые будут самостоятельно думать, будут независимы и мудрыми сами по себе. Но у меня нет гарантии того, что когда-нибудь они не присоединятся ко всё возрастающей массе людей, покидающих церковь. Возможно, они не получат ответов на вопросы, которые им нужны, и их разочарование пересилит их воспитание в церкви.

Я немного сомневаюсь, что такое случится. Я упорно тружусь, чтобы честно отвечать на их вопросы, чтобы дать им здоровое и позитивное представление о Боге, но так же делали многие другие родители на протяжении веков. Мои наилучшие усилия не являются гарантией того, что дети останутся в церкви.

Но если они и не останутся, они всегда будут знать, откуда они пришли. Они могут ненавидеть свою историю, свои корни, свое происхождение, свое адвентистское воспитание. Но одно я знаю точно…

…Они никогда его не забудут.

  Натан Нельсон. Адвентист Тудей, 5 мая 2016

========================================
Перевод Сообщества Прогрессивные Адвентисты

https://atoday.org/my-kids-church/