О НАСТОЯЩЕМ И БУДУЩЕМ АДВЕНТИЗМА
#михаил_кулаков #кулаков #будущее_адвентизма #кризис_церкви
Когда в наши церкви пришли тысячи новых людей из самых разных сфер общества, привлеченные динамичной проповедью зарубежных и отечественных миссионеров, большинство местных пасторов, не имея достаточного опыта общения с людьми вне Церкви, впервые столкнулись с морем человеческих нужд, требующих в высшей степени деликатного подхода и пастырского профессионализма.
В первые годы перестройки к адвентистам также потянулось немало новых, верующих в Бога, людей из интеллигенции, которые надеялись, что именно в этой общине смогут свободно и успешно трудиться, делясь с людьми богатством своего внутреннего мира, своими знаниями и творчеством. Но, увы, за исключением лишь нескольких общин и церковных учреждений, наши общины, и прежде всего их руководители, оказались не готовы к тому, чтобы мудро вовлечь этих людей в дело широкого христианского служения обществу.
Переведенные в крупные города из сельской местности и, что называется, «взятые от сохи», адвентисткие пасторы внезапно оказались перед необходимостью принимать ответственные решения в новых условиях и руководить сложными проектами создания прицерковных школ, благотворительных учреждений, подготовкой и изданием дидактической и духовно-воспитательной литературы для членов быстро растущих общин. И зачастую творческая инициатива исходила и исходит от новых прихожан. Это можно было отчетливо видеть в Новосибирске, где впервые годы перестройки служением нашей Церкви заинтересовались ученые Академгородка, в Петербурге, где к адвентистам тянулась большая группа студентов, привлеченных музыкальной проповедью Баринова, в Москве, Туле и ряде других городов, где учителя и врачи проявляли к деятельности адвентистов действительно широкий интерес.
Печально, что причиной разочарования, которое испытывают многие инициативнее общины, является столкновении двух — во многом совершенно разных — типов мышления. Пасторы адвентистких приходов, в большинстве своем воспитанные на нескольких доктринальных брошюрах и не приобщенные ни к мировой, ни к отечественной духовной культуре, оказались поставлены жизнью лицом к лицу с прежде совершенно не знакомым для них кругом людей, то есть с людьми интеллигентными, хорошо образованными, имеющими богатый внутренний мир, пришедшими в Церковь в надежде найти применение своим способностям.
Действительно, как же сложно людям, выросшим в узкопрофессиональной субкультуре, где из поколения в поколение члены общины воспитывались на одних и тех же брошюрах и гимнах, на им одним известных христианских рассказах и песнопениях, понять тех, кто пришел к христианской вере в миру. Последние тоже осознанно приняли евангельские идеи, но не в атмосфере гонимой и вынужденной существовать полуподпольно протестантской общины, а в одиночку, придя в конфликт с господствующей тотальной идеологией: один под влиянием произведений христианских писателей-классиков, другие через чтение доступных им творений восточных отцов и трудов русских христианских философов, иные через произведения музыкальной культуры или, как ни странно это может показаться, занимаясь точными науками.
Их всех объединяет то, что они пришли к так называемому «неконфессиональному» христианству. Большинство из них не занималось основательным изучением сложностей и противоречий христианской истории и развитием современных деноминаций. Они привлечены идеей искупления и зачастую имеют живое и тонкое видение того, какую социальную значимость эти идеи могли бы и должны были бы иметь в жизни нашего общества.
Многие наши пастыри не ведают, как формировалось такое неконфессиональное христианское сознание, и не понимают этих людей, ощущающих свою принадлежность к обществу в целом и имеющих тесные связи с этим обществом, людей, для которых их духовный путь уникален и дорог, которые никогда не расстанутся с кругом старых друзей, со своими любимыми писателями и композиторами (как бы ни осуждали их за это некоторые «ревнители» благочестия из местной общины!). Чувствуя, как неловко этим людям в столь непонятном и чуждом им культурном пространстве, многие наши пасторы — кто по наивности, а кто по категоричности или узости мировоззрения — ожидают, что духовные поиски людей, пришедших «из мира», благополучно завершается, если они, как убежден такой пастор, поскорее станут «такими, как я», то есть перечеркнут свою прежнюю жизнь, откажутся от своих многосложных взглядов, примут «мое простое христианство и будут энергично петь те гимны, которые пел мой отец и моя бабушка, будут читать те брошюры, которые всегда читали члены нашей общины, будут слушать мои малограмотные, сухие проповеди и будут довольны этим».
У многих наших пасторов есть опасение, что если они начнут взаимодействовать с окружающей их культурой, вступят с ней в открытый диалог и отступят от привычного и единственно освоенного ими метода апологетического монолога, то в их собственном сознании и в сознании тех, кому они понесут Евангельскую весть, непременно будет подорван авторитет Священного Писания и окажутся размыты конфессиональные особенности дорогого им учения.
Но лишь в открытом и живом диалоге с людьми в столь стремительно изменяющемся обществе мы, христиане — и протестанты, и православные, — сможем обрести понятный современному человеку язык и новые средства для выражения христианского опыта веры; только так мы сможем увидеть конкретные проблемы каждого отдельного человека, его индивидуальные нужды и применить христианский опыт веры и Евангельскую весть к этим конкретным нуждам.
Озабоченные превыше всего сохранением своей «инаковости» в многоконфессиональном современном мире и оторванной от жизни проповедью «отличительных» адвентистких доктрин, мы оказались в положении, когда не слышим крик о помощи духовно изголодавшихся прихожан, которые прежде всего нуждаются не в теоретическом ознакомлении с «инаковостью» нашего учения, его отличительными чертами и характеристиками, а в обретении первичных христианских представлений о Боге, мире и человеке, в формировании самых начальных навыков доверия Богу и общения с Ним посредством молитвы и совместных богослужений.
Может ли, например, одинокая мать, оставшаяся без стабильного заработка и вынужденная самостоятельно поднимать детей, обрести духовное удовлетворение и ответы на самые животрепещущие вопросы из сухих догматических «разборов тем субботней школы» или пространных рассуждений о теориях истолкования тех или иных пророчеств, совершенно оторванных от конкретных нужд и реалий жизни? А ведь она прежде всего нуждается в дружеском тепле и участии, в обретении мира с Богом и в осознании того, что она принята, понята и любима. Одним словом, наши богослужения тоже нуждаются в серьезной реформе. Чтобы личность Христа и истина искупления человека были в центре внимания молящихся.
Известность, определенное общественное влияние и привлекательность учения Адвентисткой Церкви в годы перестройки были обусловлены соответствующим стилем руководства. Сплоченная группа служителей, трудившихся в те годы, заботилась прежде всего о развитии прочных дружеских взаимоотношений с окружающим обществом и, конкретно, с представителями самых различных общественных и религиозных организаций и групп. Многие публикации в центральных газетах и журналах, программы на радио и телевидении о первых шагах Адвентисткой Церкви в ее служении заключенным, среди детей-сирот, в создании Заокской семинарии, строительстве издательства и первой в России христианской радиостанции, сообщения о встречах между российскими писателями и семинаристами в Заокском — все это было следствием сердечного и дружеского стиля руководства, когда Церковь выступала не как еще одна бюрократическая структура с набором тех или иных стратегических задач, а как часть одной большой семьи в обществе.
Сегодня наша Церковь утрачивает общественное лицо. Ее деятельность теряет социальную злободневность. Приглашенные из-за рубежа новые руководители, будучи каждый в отдельности славными людьми, приезжая сюда на короткий срок, не имея глубоких корней в нашем обществе и тонкого понимания его культуры и истории и испытывая проблемы языкового барьера, не могут развивать — с перспективой на будущее — органичных и прочных связей между Церковью и окружающим обществом.
Мы можем превратиться в безликую сеть агентов чуждой секты, распространяющих брошюры, произносящих громкие лозунги, порывая тем самым дружескую связь со многими людьми в обществе, с которыми наши отцы вместе были гонимы и боролись за свободу совести, со многими мыслящими людьми, действительно озабоченными духовным благополучием страны.
Можно отлаживать очень стройную структуру управления и соподчинения отделов нашей церковной организации, оснащать ее современной оргтехникой и прочими средствами связи, можно переводить и распространять массу издающихся на Западе популярных адвентистких брошюр. Однако без честного признания того, что, выражаясь библейским языком, помимо нас у Господа в России есть тысячи тех, кто «не склонил колена перед Ваалом», без подлинного уважения ко всем этим отдельным людям и созидательным силам в нашем обществе, без открытого сотрудничества с ними нам угрожает опасность — оказаться на обочине истории духовного возрождения России и воплотить в себе тот самый тип сектантского мышления, который столь четко сформулировал Николай Бердяев в своей работе «Смысл творчества».
Хочется верить, что под влиянием Духа Божия наше видение христианского служения обществу обретет необходимую широту и глубину. Ведь, несмотря на все эти неизбежные муки роста и поиск своего места в новой России, любовь и преданность Слову Божию продолжает привлекать к Адвентисткой Церкви тысячи новых людей, которые именно в ней находят удовлетворение своих духовных нужд.
Михаил Михайлович Кулаков, «Размышляя о настоящем и будущем адвентизма в России», «Русская мысль», №4151 от 28.11.1996
+ Комментариев пока нет
Добавьте свой