САМЫЙ СЕРЬЁЗНЫЙ КРИЗИС АСД ЗАКЛЮЧАЕТСЯ НЕ В БОГОСЛОВИИ

Несколько лет назад я позвонил другу (одному из тех, с кем я говорю редко, но зато всегда рад слышать). Он переехал в маленький городок на среднем западе США. Среди других вопросов я спросил: «Ну как тебе тамошняя церковь?»

«Мы больше не ходим в адвентистскую церковь», — ответил он.

Я спросил: «Почему же так?»

Он рассказал мне о нескольких месяцах попыток быть принятыми в местную маленькую общину. О никогда не заканчивающихся проповедях про пророчества, и возвращении домой с чувством духовной пустоты. О ядовитых замечаниях насчет украшений в тот день, когда его жена надела малюсенькую подвеску в виде крестика. О критике молодого человека из школы, который спел прославляющую Бога песню, аккомпанируя на гитаре в слишком быстром темпе. И о том, что он никогда уже не решился вызваться петь снова. О группе, которая пыталась заставить семью друга занять их сторону в борьбе против старого пресвитера.

«Я чувствовал себя ужасно, видя все это», — сказал он. «У меня всегда было ощущение, что я должен сделать свою церковь лучше, а не бросать ее. Но ты достигаешь точки, когда этим заниматься уже не стоит. Мы ходим в евангельскую церковь ниже по дороге, и мы намного счастливее теперь».

Я должен признать, что почувствовал духовную боль, когда услышал его комментарий. Я не из тех адвентистов, которые вычеркивают людей, когда они перестают быть частью нашей церкви, или которые считают, что они потеряли свое спасение. Но я пастор, и естественно, что я хотел бы, чтобы люди, которых я люблю, любили мою церковь. Поэтому мне грустно, когда адвентистская община не может сохранить уважение вдумчивых и посвященных людей.

Я слышал похожие истории на комитетах, касающихся кадровых вопросов в конференции, в которых я участвовал. Я слышал о церквях, которые уничтожили всю свою молодежь, о пасторах, которые ищут перевода в другую церковь, потому что они устали от критики. О конфликтах, длящихся несколько поколений, о новых конфликтах, связанных с такими вещами, как стили поклонения в церкви или с богословскими вопросами.

Что делала конференция? Нам всегда удавалось придумать план действий, но иногда я задавался вопросом, неужели мы должны делать одолжение и давать таким общинам пастора.

Маленькие церкви, как мне кажется, находятся в кризисе больше, чем кто-либо. В церкви, где, допустим, всего тридцать человек, один единственный «сложный» член церкви отбрасывает очень длинную тень, и там очень мало людей, чтобы сгладить последствия даже малейшего кризиса. У маленьких церквей мало ресурсов, и людских, и финансовых, поэтому все, что они делают, намного труднее, и у любого действия мало шансов понравиться.

Мне нравится посещать церкви, когда я путешествую. Будучи адвентистом всю мою жизнь, и зная, чего можно ожидать, я не позволяю повлиять на мою веру недружелюбию, или тупым вещам, сказанным учителем Субботней Школы или проповедником, запущенности церковного здания, или отсутствию в общине людей в возрасте от двенадцати до сорока. Тем не менее, я не могу не спросить себя: «Если бы я был посторонним человеком, без адвентистского жизненного опыта, случайно наткнувшимся на эту церковь сегодня, — присоединился ли бы я к ней?»

Становится невыносимо сложно найти самых лучших и умных людей для служения, особенно для таких маленьких церквей и групп. Рядовые члены церкви, я думаю, склонны винить в катастрофе общины плохое пасторство в ней. Но когда в церкви меняются четыре или пять пасторов, и все они покидают общину с поражением, вы начинаете понимать, что проблема заключается далеко не в качествах лидеров.

Несколько лет назад я написал статью для журнала «Адвентист Ревью» под названием «Как отправить Вашего пастора упаковывать вещи». В ней был список дел, которые Вы можете сделать, чтобы избавиться от своего пастора. Эта статья была сатирой – точно тем, чем Вы не должны были заниматься. Я не могу забыть письмо редактору журнала от одного человека, который не понял шутки: «Мы испробовали все эти советы», — писал он, «и мы все еще не можем избавиться от нашего пастора!»

Служители конференции беспокоятся о таких общинах. Но, говоря о церковных лидерах из более высоких кругов, я боюсь, что мало кто из них посетит общину в Гадюкино (кроме случаев, когда они путешествуют с миссионерскими целями, или на лагерное собрание, или находятся в командировке), и будет иметь реальное представление о том, как там проходит жизнь. (Совсем не случайно, что большинство учебных программ и обучающих ресурсов, произведенных в штаб-квартире нашей церкви в Силвер Спрингс, рассчитаны на большие церкви). Те, кто учат студентов – служителей, рассчитывают на находящиеся в их распоряжении таланты из церквей колледжа. Поэтому они могут и не знать, как подготовить собственных студентов к тому, с чем они встретятся в год, когда они покинут учебное заведение и станут работать пасторами в конференции – чаще всего пасторами в маленькой, конфликтующей церкви.

Я точно не знаю, почему мы находимся в такой ситуации. Это может иметь некоторое отношение к тому, что мы строим сообщество вокруг вероучения, а не вокруг служения, обрядов и отношений. Тогда личные убеждения человека становятся его главной целью, и вызывают подобные недоразумения в общине. Может быть, мы просто достигли организационной старости, и стали слишком своенравными и негибкими, чтобы приспособиться к нашему времени. Некоторые общины просто пытаются выжить, и у них нет энергии для того, чтобы приспособиться и возродиться.

И все же мне интересно, на что мы будем похожи, когда единственными церквями в Северо-Американском Дивизионе, которые захочет посетить мыслящий человек, будут горстка общин в кампусах колледжей и больниц.