Бог пошел на то, что какое-то время Его будут бояться и, быть может, даже возненавидят.

Родители и учителя хорошо понимают этот риск. Представьте, что вы учитель младших классов, весьма степенный и достойный человек. За все годы преподавания вы ни разу не повысили голос на своих юных учеников. И вот, столкнувшись с вами в дверях, директор второпях сообщает, что здание школы охвачено огнем и вам надо как можно скорее вывести детей из класса. Вы возвращаетесь и спокойно объявляете, что в школе пожар.

Однако, вас никто не слышит и не видит: в классе перемена, кругом шум, гам и веселье. Готовы ли вы ради спасения всей этой ватаги закричать во весь голос? Ради острой необходимости привлечь их внимание, готовы ли вы взобраться на стол и, с хватив мокрую тряпку, швырнуть ее в класс? Быть может это необычайное зрелище поразит их: как же, их добрый учитель наконец-то разозлился, кричит, машет руками, – такого ни разу не было! Они в изумлении разбегутся по местам и, быть может, замрут от страха.

– А теперь, дети, – начнете вы, – не бегите домой и не рассказывайте родителям, что я зол на вас. Я просто хотел привлечь ваше внимание. В школе пожар, а я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас пострадал. Поэтому быстренько становитесь друг за другом и марш на выход!

Когда мы любим больше? Когда боимся повысить голос, чтобы не напугать детей? Или когда ради их спасения готовы принять раздражение и непонимание?

Каждый раз, когда Бог наставляет Свой народ, являя ему Свое грозное величие и силу, Он идет на подобный риск. «Ибо Господь, кого любит, того наказывает». (Евр. 12:6)

Слово «наказывает» здесь очень уместно. Речь идет о воспитании, исправлении, назидании (все это, конечно, допускает и весьма суровое наказание, однако всегда с целью духовного наставления).

Смысл такого наказания хорошо выражен в другой притче Соломона:
«Наказания Господня, сын мой, не отвергай, и не тяготись обличением Его; Ибо кого любит Господь, того наказывает, и благоволит к тому, как отец к сыну своему». (Прит. 3:11, 12)

Цитируя это место в своем Послании к евреям, апостол Павел призывает усматривать в наказании обнадеживающий признак.

«Если вы терпите наказание, – говорит он, – то Бог поступает с вами как с сынами. Ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец? Если же остаетесь без наказания, которое всем обще, то вы – незаконные дети, а не сыны. Притом, если мы, будучи наказываемы плотскими родителями нашими, боялись их, то не гораздо ли более должны покориться Отцу духов, чтобы жить? Те наказывали нас по своему произволу для немногих дней, а Сей – для пользы, чтобы нам иметь участие в святости Его. Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью, но после наученным через него доставляет мирный плод праведности». (Евр. 12:7-11)

Теперь я понимаю, что всякий раз, когда моя добрая мать решала, что я заслужил весьма серьезного нравоучения, она сознательно шла на то, что ее не поймут. Мы жили в Англии, и обычно наказание совершалось в холле нашего двухэтажного дома. У одной стены стояла мебель с зеркалом, столиком для шляп и зонтов и выдвижным ящиком для перчаток. Там же лежали два кожаных ремня… Я никогда не мог понять, почему их два, но до сих пор слышу, как мать с грохотом открывает этот ящик и со зловещим шумом вытаскивает их оттуда. Усевшись на ступеньку и заставив провинившегося принять соответствующее положение, мать под ритмические взмахи ремня разъясняет ему все серьезность и природу его проступка. И чем серьезнее преступление, тем дольше она говорит о нем!
Не могу припомнить, чтобы хоть раз, переживая эти досадные минуты, я подумал: «Как добра моя мать, как она любит меня, воспитывая таким образом! С какой милосердной готовностью она идет на риск, не боясь, что я не пойму ее и, быть может, даже возненавижу, повинуясь только из страха!»

Я был далек от таких рассуждений и переживал совсем иные чувства.

Когда же все заканчивалось, я, сидя на той же лестнице, размышлял над случившимся. Прежде чем бежать на улицу, мне надо было отыскать свою мать и, обнимая и целуя ее, заверить, что отныне дела пойдут лучше.

Иногда приходило запоздалое раскаяние. Помню, как я взбирался по лестнице и через витражи нашего дома глядел на цветы вокруг лужайки. Однако я не мог долго сердиться и бояться, да и мать никогда не выходила из себя. Мы знали, что ради нас она готова на все и до бесконечности согласна выслушивать наши разговоры. Она очень гордилась нашими успехами и с пониманием относилась к неудачам.

Недавно я навестил это место. Витражи все те же, однако мне показалось, что лестница стала немного ниже. Странное дело: я как-то не смог вспомнить ту далекую боль и смущение, но стоило мне подумать о матери, которой давно уже нет, и я тут же ощутил какую-то особенную теплоту – и совсем не там, где я обычно ощущал ее, когда ремень летал надо мною!

Надеюсь, что я никогда не забуду эти уроков. Мать помогла нам постичь важную истину о Боге. И ничего, что мы не сразу это поняли.

Она была готова подождать. Однако, если бы мы росли, со страхом и ненавистью вспоминая о тех минутах, это разбило бы ее сердце. Но она слишком любила нас и потому не боялась рисковать.

Писание свидетельствует, что Бог, бесконечно любя Свой народ, готов пойти на такой же риск. Если мы упрямы и своевольны, Он в конце концов позволит нам идти своей дорогой, однако, сделает это не сразу. Сначала Он убеждает, предостерегает, наказывает. Он был бы рад говорить с нами спокойно, как с Илией, но если мы не слышим Его тихого, кроткого голоса, Он взывает к нам из бури, огня и землетрясения. (3 Цар. 19:9-13)

Иногда в самые критические минуты Он вынужден прибегать к крайним мерам, дабы привлечь наше внимание и вызвать уважение. В таких случаях наше почтение – почти всегда следствие страха, однако через это Бог получает еще одну возможность обратиться к нам, еще раз предостеречь нас (пока мы окончательно не отвернулись от Него), заново вселить веру и показать, что в действительности нет причин бояться.

Грем Максвелл «Рабы или друзья»